Ведун - Василий Сахаров

— Как знаешь, Вадим, — старик вздохнул. — Не хочешь говорить, и не надо.

Было, Сленза замолчал, а я спросил у него:

— Куда ты теперь пойдешь старый?

— Сначала к землям вильцев выйду, здесь недалеко. Там куплю повозку и двинусь в Барлин, а оттуда в Бранибор. В тех краях у меня дальняя родня есть, и если ты меня не обманешь и добычей поделишься, то я к ним не пустой приеду.

— Барлин это Берлин, а Бранибор Бранденбург? — уточнил я.

— Да, по новому так, — подтвердил Рацлав. — А ты не передумал в Щецин плыть?

— Нет. Мне к морю надо, а самый лучший путь через Щецин.

— Это да. Но делай все так, как я тебе сказал. Лодку брось перед городом, и за стены пешком входи. Пошлину заплатишь и сразу в речной порт, там спросишь, какой корабль идет на север, сговоришься с хозяином и плыви, хоть до Волина, хоть до Дымино, хоть до Волегоща. По суше к морю не иди, на дорогах сейчас не спокойно. Лучше заплати мореходам, так надежней будет, но не переплачивай, пять гривенных ногат[8]хватит.

— Понятно. Благодарю за совет.

Прошло еще несколько минут и стало светать. Первые солнечные лучи упали на укромную полянку, где мы жили, и я поднялся. Сленза последовал моему примеру, и мы вместе направились к спальным местам под деревьями. Здесь молча собрали личные вещи, и я передал старику меченое княжеским знаком столовое серебро. Ему оно пригодится, в нем по весу не меньше шести гривен, а то и больше, а для меня такая посуда опасна, увидит кто, застучит дружинникам Вартислава, и хана, накинут на шею веревку и вздернут на ближайшем суку. Так что лучше не жадничать.

Рацлав спрятал свое богатство в заплечный мешок, подвесил на пояс широкий охотничий нож, признак свободного человека, покряхтел, посмотрел на меня и сказал:

— Пойдем, провожу тебя?

— Не стоит, — я покачал головой и улыбнулся. — С этого момента каждый сам по себе.

— А лодку один на воду столкнешь?

Я напряг мышцы, в которых с каждым днем прибывало сил:

— Да, справлюсь.

— Тогда прощай.

Старик слегка поклонился, а я протянул ему раскрытую правую ладонь, на что Рацлав произнес:

— Опять неправильно поступаешь Вадим. Руки жмут только вожди или старые воины. Это ритуал, а такому человеку как ты или я это не по чину. Запомни.

— Запомню старче, но руку все же пожми.

— Хорошо.

Моя ладонь сомкнулась на кисти Рацлава, а его на моей. Вена в вену, так в этих краях проходило рукопожатие. После чего, расцепив ладонь, я закинул на плечо трофейную дорожную сумку и направился к реке, а старик в противоположную сторону. Так мы разошлись, и у каждого была своя дорога. И кажется, что мы переговорили обо всем. Но кое-что я все же забыл и, сделав десяток шагов, обернулся и окликнул Слензу:

— Рацлав!

— Ась! — бывший подскарбий замер.

— Если я буду в Браниборе, где тебя можно будет найти?

— В доме купца Можейко, в городе его многие знают, и немцы не трогают. Спросишь Дануту, это сестра моя, а она на меня укажет.

— Ну, прощай!

— Прощай!

Сгорбленная стариковская фигурка, прихрамывая, скрылась между деревьев, а я одернул толстую серую рубаху из грубого полотна, подтянул такого же цвета штаны, улыбнулся новому дню и легкой трусцой, сапогами подминая траву, побежал к Одре. Коль будет погода хорошей, то к вечеру окажусь в Щецине, в большом средневековом городе, где меня, наверняка, ждут новые впечатления и знакомства.

Щецин. 6649 С.М.З.Х.

— Учитель, проснись.

Голос Тешислава вырвал Лучеврата из состояния покоя и он, проснувшись, сел на постель и оглядел освященную масляной лампадой полупустую комнатку. Затем главный жрец бога Триглава моргнул, встряхнул седой головой, по привычке, огладил ладонью бороду и посмотрел на стоящего рядом широкоплечего и темноволосого мужчину лет сорока в одежде простого огнищанина, но с коротким мечом на широком поясе.

— Ты быстро вернулся, — сказал Лучеврат. — Я ждал тебя только завтра, ближе к полудню.

— Я торопился, учитель, — продолжая стоять, ответил лучший ученик жреца.

— И каковы вести, которые ты принес из замка князя Вартислава?

— Грифин сказал, что он окончательно отрекается от веры предков и в этом году запретит проведение обрядов в честь Триглава и других старых богов. Никаких жертвоприношений, гаданий, поминовений и песнопений. И еще он добавил, что если мы в самом скором времени не уберемся из его городов и весей, он заставит нас подчиниться силой оружия.

— Это все?

— Да, Вартислав был краток.

— В дороге что-то видел?

— Когда возвращался в город, то под Лясконцами, в одном конном переходе от Щецина, заметил две сотни княжеских дружинников под знаменем Свантибора, которые направлялись сюда.

— Две сотни это много, — жрец нахмурился, тяжко вздохнул и задал новый вопрос: — Вартислав назначал какие-нибудь сроки?

— Нет.

— Ладно. Иди, отдыхай. До утра недолго осталось.

— А что будет утром, учитель?

— Соберутся все служители нашего культа. Волхвы, кудесники, чародеи, ворожеи, ведуны, кобники, знахари, младшие и старшие ученики, храмовые воины и наиболее авторитетные горожане из тех, кто нас поддерживает. Думаю, все вместе мы решим, что нам дальше делать и как поступить.

— Ясно.

Тешислав кивнул и вышел, а старый жрец снова обвел взглядом личный кабинет, откуда в леса загодя было вывезено все самое ценное, в первую очередь книги, и задумался. Выхода не было. Против сильного князя, которого в свое время Лучеврат сам же и протолкнул наверх, пойти нельзя, слишком неравны силы и для последователей родной веры это будет самоубийством. Вартислав и так слишком долго мирился с языческими храмами и старался сгладить вражду между жрецами старых культов и поклонниками Распятого. Но долго это продолжаться не могло, и вот его терпение иссякло. Князю, который за четверть века из выборного вождя превратился в наследственного феодала, наверняка, угрожают крестовым походом и отлучением, и у него нет иного выхода, как запретить веру отцов. И все, что язычникам оставалось, это увозить в глухие лесные чащобы святыни, и там, надеясь на лучшее, продолжать дело всей своей жизни: лечить больных, класть требы родовым духам и богам, учить людей и хранить знания о минувших эпохах. Лучеврат это понимал, и на предстоящем сходе служителей Триглава он собирался отдать приказ на исход из города, который некогда воздвигался вокруг храма его бога.