Великие Борджиа. Гении зла - Борис Тененбаум

Но где-то после возвращения из Испании, примерно в 1473 году, у кардинала Родриго Борджиа началась уже по-настоящему длительная и прочная связь с Ваноццей де Каттанеи. Кто она такая, в сущности, неизвестно. Родилась она в Риме в 1442-м, отличалась замечательной красотой и рассудительностью и скорее всего была «из простых». Во всяком случае, никаких следов благородной родни у нее так и не обнаружили, хотя впоследствии следы эти искали старательно и даже ревностно… Наиболее вероятно, что она была куртизанкой, с которой кардинал познакомился обычным для такого рода профессии образом, но к которой он привязался. Он даже выдал ее замуж за пожилого юриста Доменико Дзанноццо ди Риньяно как раз накануне рождения ее старшего сына, Чезаре. Идея, собственно, состояла в том, чтобы узаконить мальчика, дав ему фамилию ди Риньяно, а на свадьбу кардинал подарил своей прекрасной подруге дом на Pizzo di Merlo. Но потом он передумал, и Чезаре в возрасте пяти лет был признан сыном кардинала Родриго Борджиа и Ваноццы. Все было оформлено в высшей степени официально, с ведома и одобрения самого Святого Отца, папы Сикста IV. Следующий сын Родриго и Ваноццы был назван Джованни, или, на испанский лад, Хуаном. А уж потом родилась еще и девочка, Лукреция, о которой мы уже говорили. В общем, личная жизнь Родриго Борджиа шла так же удачно, как и его политическая деятельность, и если было некое облачко, которое ее слегка омрачало, так это некоторая натянутость, возникшая между ним и семейством делла Ровере. Папские племянники, как делла Ровере, так и их кузены, Риарио, стали поглядывать на кардинала Борджиа с некоторым подозрением.

В Риме на эту тему ходило множество сплетен.

Кто-то говорил, что папские родственники подозревают его в излишних амбициях, кто-то – что кардинал слишком уж привержен к миру и не выказывает достаточного пыла в защите дела папы Сикста IV в его ссоре с Флоренцией. Говорили, наконец, что до того, как Родриго Борджиа увлекся Ваноццей де Каттанеи, она была в связи с кардиналом Джулиано делла Ровере и что настоящий отец Чезаре Борджиа не кардинал Родриго, а кардинал Джулиано.

Но мало ли о чем болтают в городе Риме?

Нет, наверное, более деликатной процедуры в государственном механизме, чем процедура передача власти – причем это касается любого типа общества, хоть монархии, хоть диктатуры, хоть демократии. Скажем, в Европе XV века стандартным типом государственного устройства была монархия, а стандартным видом передачи власти было «естественное право наследования» – все полномочия носителя власти переходили к его старшему сыну, при этом желательно уже достигшему дееспособного возраста. В герцогстве Миланском, однако, случилось так, что в момент смерти герцога Галеаццо Мария Сфорца его наследнику было всего семь лет. Ну, на этот счет опять-таки имела место установленная законом и обычаем процедура – несовершеннолетнему наследнику назначался регент-опекун, обычно из числа его близких родственников, который и вел дела государства вплоть до достижения юным государем надлежащего возраста. В Милане в 1480-м таким опекуном-регентом стал брат герцога Галеаццо, Лодовико Сфорца, прозванный Лодовико Моро, или Лодовико Мавр. Но вот того, что по прошествии ряда лет опекун избавится от своего подопечного – процедура не предусматривала, и вопрос о «законности правления в Милане» повис в воздухе, что имело потом значительные последствия.

А у короля Кастилии Энрике IV вообще возникли непреодолимые проблемы с производством хоть какого наследника – его гранды считали, что дочь короля принцесса Хуана его дочерью не является, ибо супруга короля довольно открыто жила со своим любовником, Бельтраном де ла Куэва. Девочку в результате прозвали «Бельтранехой», по имени ее предполагаемого отца, и за наследницу считать отказались. Отсутствие наследника у государя опять-таки предусматривалось установленной процедурой – престол в этом случае переходил к тому из детей его отца, кто следовал за ним по старшинству. Но в Кастилии случилось так, что следующей по старшинству была сестра короля, принцесса Изабелла, но следующим за ней был принц Альфонсо – и кастильские гранды раскололись: одни из них стояли за Изабеллу, потому что она старше, а кастильские законы предусматривали передачу престола и по женской линии, а другие, напротив, стояли за Альфонсо, потому что «Изабелла рано или поздно выйдет замуж, и тогда престол Кастилии будет принадлежать ее мужу-иностранцу».

В итоге она действительно вышла замуж за своего кузена Фердинанда, наследного принца Арагона. Так как жених и невеста были кузенами, требовалось разрешение от папы. Необходимый документ был сфабрикован, разрешение было получено задним числом – чему немало поспособствовал кардинал Родриго Борджиа. В итоге эта державная чета создала династический союз Кастилии и Арагона, но в описываемое время, в самом начале 80-х годов XV века, это все еще дело будущего. А пока самым обсуждаемым «вопросом престолонаследия» в Риме служили вовсе не Милан и не Кастилия, а Турция.

Дело тут было в том, что в европейских политических делах неожиданно возник человек, вошедший в историю под именем «несчастного султана Джема».

Вообще-то, «несчастный султан Джем» был не султаном, а всего лишь сыном султана, и звали его не Джем, а посложнее – Гияс ад-Дин Джем. Но вот насчет несчастья – все верно, ему действительно сильно не повезло. Он был младшим сыном турецкого султана Мехмета II, но у турок довольно сложные отношения с определением того, кто из сыновей султана действительно старший. С одной стороны, султан располагает гаремом, жен у него много, сыновей – тоже много, а по одной из бытовавших у турок теорий выходило, что все братья равны, ибо «лоно женщины всего лишь посредник», и важен только тот факт, что отец ребенка – султан. Но имелась и другая теория, согласно которой личность матери тоже следовало принимать во внимание, и если она была любимой женой султана или, скажем, не самой любимой женой, но дочерью какого-нибудь вассального князя, то этот факт повышал статус и ее потомства. Так вот, матерью Джема, по слухам, была сербская княжна, кузина Матвея I Корвина. А ему самому в год смерти отца, в 1481 году, было 22 года, он был известен как отважный воин, имел значительную поддержку и в войске, и в Диване и решился на то, чтобы бросить вызов своему старшему брату Баязиду.

В Турции такого рода спорные вопросы, вообще-то, решали саблей, но в данном случае подвернулся и юридический повод, причем позаимствованный из византийской практики. В Византийской империи считалось, что право на престол имеет в первую очередь тот сын императора, который был рожден уже после вступления его отца на престол, то есть рожденный «в багрянице», «багрянородный».

А поскольку Константинополь теперь был столицей не Византийской, а Османской империи и одним из титулов султана являлся «Кайзер-о-рум» – «Римский цезарь» и поскольку Джем родился как раз тогда, когда его отец, в ту пору всего лишь принц Мехмет, получил обратно свои отнятые было у него султанские полномочия, то и выходило, что настоящий законный султан – это Джем, а вовсе не Баязид. Однако, как мы уже упоминали, такого рода вопросы решаются все-таки саблей – и сабля рассудила в пользу Баязида. Джем бежал в Египет, где попробовал собрать новое войско. Из этого тоже ничего не вышло, и тогда он решился на поистине отчаянный шаг – ушел к крестоносцам на Родос.