Чудо-мальчик - Ким Ён Су

— Как твоя нога? Нет ли трудностей при ходьбе?

— Нет, после встречи с Президентом я стал хорошо ходить, — сказал я.

— Уважаемые зрители, вам видно? Именно эта нога — тут он показал на нее рукой, — является примером чудесного излечения. Это нога чудо-мальчика. Посмотрите, от былых повреждений не осталось и следа, — вещал диктор Бён Дэын, поглаживая мое бедро левой рукой и думая про себя: «Сколько же можно это повторять?»

Зрители в студии снова громко захлопали.

— Хотя снова вспоминать тот ужасный миг трудно, — продолжил он, мысленно негодуя: «На самом деле мне тоже уже надоело твердить об одном», — ради зрителей, которые сейчас смотрят эту передачу, ты можешь еще раз рассказать о том моменте, когда твой отец направил машину в сторону автомобиля шпиона?

Вглядываясь в ослепительно-яркий белый свет, я сглотнул слюну. Все уставились на меня. Я знал, что там, среди зрителей, сидит полковник Квон.

— Отец…

Не успел я произнести это слово, как у меня хлынули слезы. Когда я начал плакать, у диктора Бён Дэына тоже вдруг полились слезы. Я подумал: «Почему именно сейчас мне вспоминается то, как отец, давясь рыданиями, распевал народные песни в трактире?» Бён Дэын какое-то время не мог нормально говорить. Вытащив носовой платок, он вытер слезы и протянул его мне. Я, тоже немного успокоившись, продолжил рассказ:

— Грузовик моего отца столкнулся с автомобилем «Бонго», которым управлял вооруженный шпион, а я ничего не смог сделать. Мой отец погибал рядом со мной, а я не успел попросить его: «Не умирай!» Я не то что «Не умирай!», я даже «Прощай» не сумел ему сказать. Отец всегда говорил мне, что из-за него мать ушла в далекую страну. Но в тот раз из-за меня туда ушел отец. Потому что я ничего не сделал. Не зная, что он умирает, я лишь тихо лежал и ничего не делал.

Стоило мне закончить свою речь, как из разных мест по всему залу послышался плач. Стоявший впереди продюсер, думая про себя: «Что это за атмосфера скорбящего дома в конце веселого года! Хватит, хватит!» — энергично замахал правой рукой. Однако у него тоже текли слезы. Диктор смотрел на присутствующих, недоумевая: «Что это, вообще, за дела? Почему, стоит этому мальчику заговорить, как я сразу чувствую себя страшно одиноким?»

— Отец Ким Чжонхуна не просто умер в результате дорожно-транспортного происшествия, — сказал Бён Дэын. — Он умер во имя страны и народа. Как вы знаете, находящийся здесь школьник Ким Чжонхун побывал в гостях у смерти и, переступив порог ее дома, вернулся к нам. Сегодня сюда пришло действительно много чудо-мальчиков. Однако, уважаемые зрители, я считаю именно школьника Ким Чжонхуна, сидящего здесь, среди нас, настоящим чудо-мальчиком нашего века — так разливался диктор, хотя при этом в голове его стучало: «Ложь, это же ложь».

— Когда Ким Чжонхун вышел из комы, не было ни одного человека среди жителей нашей страны, кто не желал бы ему выздоровления.

«Нет, вы посмотрите, вот же скверная привычка лгать», — упрекнул он себя, а вслух сказал:

— Благодаря тому, что все люди в едином порыве объединили свои души, школьник Ким Чжонхун выздоровел и теперь стоит перед нами. Чудо — это ведь не только когда летают по воздуху или ходят по воде. «Ну, давайте аплодисменты!» — мысленно обратился он к зрителям. — Настоящее чудо — это когда исполняются все наши желания.

«Ну, где же аплодисменты?» — снова раздался в моей голове голос Бён Дэына.

После его слов зрители в студии устроили бурные овации.

«Хорошо, теперь, кажется, передача идет по плану», — подумал диктор и попросил:

— Ким Чжонхун, не мог бы ты снова рассказать нам, какие еще удивительные истории произошли с тобой?

Я посмотрел на зрителей в студии и признался:

— После того как я пришел в себя, я начал слышать голоса.

— Что за голоса ты слышал? — осведомился диктор, мысленно любопытствуя: «Интересно, что же это за голоса?»

— Например, если я сейчас буду сидеть тихо, то смогу услышать мысли людей в переднем ряду. Также раньше, когда я держал чью-то вещь в руке, я мог получить информацию о ее владельце. Я не только слышал его мысли, а, будто превратившись в него самого, чувствовал вместе с ним радость и грусть. Я не знаю, почему вообще у меня появилась такая способность. Просто я чувствую. После пробуждения я стал чувствовать души других людей.

В студии воцарилась абсолютная тишина. Все зрители и даже диктор Бён Дэын сидели, не издавая ни звука. Время шло. В зале установилась такая напряженная обстановка, словно во время прямой передачи произошел какой-то сбой.

— Ха-ха-ха, вот как, ладно, — натянуто рассмеялся диктор, заметив, что пауза затянулась. В мыслях же его мелькнуло: «Его можно назвать мальчиком-радио. Зрители оценят шутку». — Хорошо. Ким Чжонхун, скажи нам, о чем я только что подумал? — волнуясь, спросил меня Бён Дэын.

— Вы подумали: «Его можно назвать мальчиком-радио. Зрители оценят шутку».

— Да, абсолютно точно. Сейчас в голове Ким Чжонхуна, кажется, запрятан транзисторный приемник, принимающий все частоты. До сих пор мы не были свидетелями демонстрации таких способностей… Подобного еще не происходило, не так ли?

Я вернул диктору переданный им ранее мне носовой платок.

— Скажите, — обратился я к ведущему, — когда вы жили на родине, в Начжу, вы несколько раз убегали из дома, так ведь? Той ночью, когда вы сбежали второй раз, случилось нечто необычное: вы шли по полю и плакали, как вдруг перед вами кое-кто появился, правда?

По мере того как я говорил, меня охватывало чувство, словно я брожу в бесконечной темноте совсем один; у меня снова полились ручьем слезы. Глаза диктора Бён Дэына тоже повлажнели.

«Поразительно, даже страшно, — раздался его голос у меня в голове. — Он не так-то прост. Тогда мне было четырнадцать лет. Как он узнал об этом?»

В четырнадцать лет мальчик Бён Дэын в той бесконечной темноте увидел яркий свет. Это была…

— Уважаемый диктор, вы ведь тогда встретили Святую Деву Марию. Вы ведь до сих пор искренне верите в то, что это была сама Богородица.

«Поразительно. Откуда он знает об этом?! Поразительно! Поразительно!» — изумился диктор и подтвердил вслух:

— Уважаемые зрители, слова Ким Чжонхуна верны.

Его глаза так расширились от удивления, что стали почти круглыми. Из них, словно вода из водопроводного крана, брызнули слезы. То были слезы человека, знакомого с одиночеством и страданиями, не сумевшего до этой минуты ни у кого найти отклика и теперь, в конце концов, узнавшего восторг взаимопонимания.

Зрители, находившиеся в тот день в студии, как и телезрители, остававшиеся дома, так же, как диктор Бён Дэын, начинали плакать, когда в их памяти воскресали мгновенья пережитых страданий. В студии поднялся невообразимый шум от всеобщих рыданий.

Единственным человеком, не пролившим ни слезинки, был тот мальчик-экстрасенс, который из-за всех этих событий не смог показать зрителям, как ловко он умел сгибать ложки. Как я узнал позже, его звали Ли Манги. Его имя было похоже на имя непобедимого борца, который с легкостью укладывает противников на обе лопатки. Но в конце концов, единственный талант, продемонстрированный Ли Манги в тот день, оказался талантом равнодушия, которое не исчезало даже в таком мощном водовороте чувств. Ругая на чем свет стоит сумасшедшие передачи, где работают такие сумасшедшие дикторы, он думал: «Что за сумасшедшие зрители, а? Почему плачут, а? И вообще, почему все плачут, а?»