Безбашенный - Кира Шарм

Но тут же закатываются, а руки начинают раздирать мою спину.

Она кричит.

Уже не пытаясь сдерживаться, широко раскрыв ртом, бьется под моими руками, под моим телом в судорогах, — а у меня окончательно сносит крышу он того, как сильно, как мощно сжимает она своими стенками мои пальцы.

Такая страстная. Такая чувствительная. Такая невозможная…

Черт…

Я в жизни никогда такого кайфа не чувствовал!

Очень похоже на то, что это ее первый в жизни оргазм, — ничего удивительного, некоторые представители нашего пола бывают, блядь, таким криворукими, что не способны подарить девушке наслаждение, — но, блядь, — и для меня такое впервые!

Впервые в жизни я сам дрожу и чувствую, как меня начинает трясти, — от ее оргазма от ее хриплых выдохов, от того, как бьется подо мной ее такое нежное и такое жаркое тело…

— Бляяяя, — выдыхаю, прижимаясь к ней, все ее дрожащей, так сильно, как только возможно, чтобы ее не задавить, ловя каждое новое вздрагивание этой ее сумасшедшей лихорадки.

Резко вхожу, — больше сдерживаться я просто не способен, — да и кто бы смог на моем месте продлить эту пытку хотя бы на минуту, — и замираю, наткнувшись на преграду, — одновременно с ее резким вскриком.

— Надо же было сказать, — шепчу с каким-то почти отчаянием, покрывая все ее лицо поцелуями, — мелкими, нежными, ласковыми, пытаясь успокоить, ловя губами бусинки слезинок, что потекли уже из ее глаз. — Я был бы осторожнее…

Черт! Ну, — разве я мог хотя бы представить себе, подумать, что она может оказаться девственницей? Даже и близко такого предположения не было!

— Прости, малыш, — зарываюсь пальцами в волосы, массирую кожу ее головы, впиваясь взглядом в ее глаза. — Прости… — провожу по щеке пальцами, стирая новые слезы. — Очень больно?

Да, черт, у меня совсем не тот размер, чтобы первый раз прошел безболезненно, это я прекрасно понимаю!

И, в конце концов, — с любой бы даже заморачиваться по этому поводу не стал, — сама согласилась, сама оказалась в моей постели, по доброй воле, — и, блядь, сама виновата, что не предупредила!

Но с ней…

С ней, черт возьми, — все по-другому!

И я сам себе в челюсть зарядить готов за то, что причинил ей боль.

Особенно сейчас, глядя в ее безумно прекрасные глаза, полные этой самой боли и недоумения, — после изумленного блаженства это, блядь, тот еще контраст!

— Все хорошо, — всхлипывает, но я ведь, блядь, вижу, что ни хрена не хорошо, что больно ей, и вся сжалась подо мной.

— Теперь лучше уже не останавливаться, малышка, — шепчу ей в губы, снова гладя ее лицо.

Блядь, — если бы я только мог сделать так, чтобы эта боль прошла, чтобы не чувствовалась! Но здесь ни хера, увы, от меня не зависит.

— Потерпи, ладно? — легко провожу по ее губам своими, осторожно раздвигая их и аккуратно проталкиваясь языком. — Потом будет хорошо. В следующий раз.

И, да, я, блядь, сделаю все, чтобы в следующий раз ты извивалась только от удовольствия!

— Все в порядке, — выдыхает она.

И я, со свистом выдыхая через сжатые зубы, продолжаю, — так аккуратно, так медленно, как только способен, накрывая ее грудь одной рукой, поглаживая уже набухший, твердый, как камушек сосок, чуть придавливая его вершинку ногтем, а второй опускаюсь ниже, протискивая между нашими телами, придавив клитор.

— О, Боже, Антон! — взрывается ее крик, — и у меня чуть отлегает, — хотя бы смог добавить наслаждения к этой боли.

Но она никуда не девается, — пока я двигаюсь в ней, она до крови прикусывает мою губу.

Резко выталкиваюсь, выплескиваясь ей на живот, пачкая ее спермой и кровью, — и сам чувствую себя каким-то вандалом, глядя на свой окровавленный член.

— Все, малыш, теперь уже все, — ее тело снова все дрожит.

Притягиваю к себе, обхватив ее лицо руками и баюкаю, поглаживая по волосам, целуя по всему лицу, глаза, прикрытые веки, — до тех пор, пока она не перестает дрожать.

А после, подхватив на руки, бережно несу в душ, смывая кровь и сперму так аккуратно, как будто ей должно быть больно даже от легкого прикосновения.

— Перестань, — она слабо улыбается, глядя на меня. — Все через это проходят и еще никто не умирал.

— Это все… Как — то неправильно, — ерошу волосы, целуя ее плечо. — Ты должна была сказать. Почему молчала? Разве ты хотела, чтобы все вышло вот так? Чтобы твой первый раз был с таким, как я?

— Да, — ее ноги все еще подгибаются, но ответ звучит твердо, — она уверенно смотрит мне в глаза, и я, к своему облегчению, не вижу в них ни капли сожаления. — Я хотела, чтобы все вышло именно так, Антон. Вот так, — здесь и сейчас. С тобой.

Я этого не понимаю, — но знаю точно, — мне уже от нее не оторваться, — от этих губ ее сумасшедших, что свели меня с ума, от глаз, от ее кожи, к которой хочется прикасаться все время, постоянно, не прекращая.

— Завтра. Завтра все будет совершенно по-другому. Ты почувствуешь все грани наслаждения! Все, которые сможет только пережить твое хрупкое и нежное тело, — заявляю, решительно глядя ей в глаза.

Чувствуя при этом просто бешенное напряжение, — что она ответит?

Она вполне способна сказать, что это был лишь единственный раз. Но я уже понимаю, что мне одного раза — мало. Я хочу ее всю. До зуда в сжатых челюстях хочу. И, мать вашу, не окажись она девственницей, я бы трое суток как минимум от нее не отрывался!

— Или послезавтра. Когда все заживет, — провожу пальцем по губам, тут же распахнувшимся мне навстречу, скольжу вниз, обводя ареолы груди, спускаюсь по тут же задрожавшему животу, ниже, еще ниже… Пока резко не накрываю ее клитор, тут же прижав ее к себе всем телом.

— Но и до этого есть куча возможностей получить удовольствие, — шепчу, снова с пол оборота заводясь от того, как она дернулась и застонала. — Ты будешь умолять меня о пощаде. Но я буду беспощаден и не поддамся ни на одну твою мольбу.

— Хорошо. Я согласна, — выдыхает с дрожью в голосе, впиваясь ногтями в мои плечи, — и меня всего начинает так колотить, как будто это не я только что кончил, а сам с женщиной не был лет сто, — такой стояк, что даже мошонка начинает дергаться.

— Ты даже представить себе не можешь, во что ввязалась, — шепчу, прикусывая мочку ее уха и снова ловя своим телом ее волну дрожи, от которой уже дурею, как от наркотика. — Не представляешь. Я не выпущу тебя из своей постели до скончания веков.

Ее вскрик служит мне ответом.

Черт! Я ведь только слегка ласкаю, а она уже бьется в оргазме, уткнувшись головой в мое плечо и впившись ногтями в спину.

И я понимаю, что это — самый большой кайф в моей жизни, — видеть ее оргазм, ловить его каждой собственной клеточкой.