«В их руках». Девичье еврейское образование в Российской империи - Элиана Адлер

задачу открыть частную школу – толкали ли их к тому спрос на местах, представления о благе еврейской общины, стремление к обогащению или сочетание всех трех этих факторов, – должны были обладать определенными знаниями и умениями. Рассмотрим количественные и качественные данные, которые позволят нам лучше понять, что это были за люди. В первом разделе главы будет предпринята попытка разбить этих педагогов на категории на основании доступных нам списков школ и их содержателей. Далее все категории будут рассмотрены подробнее, с привлечением качественных данных, которые позволяют понять, откуда происходили и чем руководствовались содержатели российских частных еврейских женских училищ.

Педагоги: общий портрет

Должность «содержателя» отчасти была эквивалентна директору, однако включала в себя обязанности управляющего и даже казначея: в маленьких училищах содержатель занимался не только руководством и финансами, но и преподаванием. Именно содержатель подавал бумаги с прошением об открытии школы, получал разрешение на преподавание и, как правило, вел большую часть предметов. В большинстве случаев в школе работали и другие учителя, на полную или неполную ставку, но для содержателя было обычным делом преподавать некоторые или даже все основные предметы.

В доступных нам документах очень редко представлены списки других преподавателей, поэтому рассмотреть их полный состав представляется невозможным. Разительным исключением выглядят документы из Ви льны за 1869 год, где существовало три частных женских еврейских училища и в каждом обучалось от 60 до 70 девочек. В училище В. Кагана было шестеро штатных преподавателей, пятеро мужчин и одна женщина, в училищах А. Шрайбера и И. Гермайзе по четыре в каждом – по трое мужчин и одной женщине[86]. В этом документе иных сведений нет, однако отдельная форма, находящаяся в архиве Виленской раввинской семинарии, свидетельствует о том, что единственный учитель-нееврей в училище Кагана преподавал русский язык старшим ученицам. Единственная учительница, Ф. Каган, преподавала французский и русский в младших классах; все учителя-евреи были выпускниками Виленской раввинской семинарии[87]. Однако вряд ли эти сведения можно экстраполировать и на другие учебные заведения, поскольку мало где в черте оседлости имелись те же возможности для получения среднего и высшего образования, что и в Вильне.

В принципе данные касательно содержателей женских еврейских училищ крайне неравномерны. Некоторые имена встречаются только в опубликованных и неопубликованных списках. Пол и этническую принадлежность этих лиц в большинстве случаев можно вывести из имени, однако не всегда. В других случаях куда более обширная информация касательно отдельных содержателей доступна из пространной переписки с Министерством народного просвещения и газетных материалов. При этом для достоверного статистического анализа данных недостаточно. В лучшем случае они могут послужить отправной точкой для дальнейших исследований (см. таблицу 3.1).

Неудивительно, что из 149 содержателей подавляющее большинство (129) было евреями, и лишь несколько (12) неевреями (информации о вероисповедании оставшихся восьми содержателей нет). Удивительно, однако, то, что 11 из 12 неевреев были женщинами. Более того, среди содержателей было около трети (47) женщин, из них 35 евреек.

Что до содержателей-евреев – мужчин, то почти половина из них указывала в прошениях, что они состоят на государственной службе: либо в качестве преподавателей казенных еврейских училищ (39), либо в качестве казенных раввинов (4). Видимо, эта информация должна была содействовать успеху прошения. Соответственно, логично предположить, что большинство оставшихся мужчин-евреев – а скорее, все они – на государственной службе не состояли. Иных выводов относительно них сделать не представляется возможным.

Итак, на основании имеющихся данных содержательниц можно разделить по вероисповеданию (еврейки – нееврейки), а содержателей – по профессии (государственные служащие или нет). В следующем разделе речь пойдет о конкретных примерах и дополнительных материалах, способных пролить свет на эти общие характеристики и в особенности на то, что толкало этих людей к открытию еврейских женских школ.

Мужчины-евреи на службе российского правительства в еврейских общинах

Гордон, самый знаменитый педагог из рассматриваемых в этой книге, открыл свое первое частное еврейское женское училище вскоре после переезда в литовский город Шавли в 1861 году. Впоследствии он прославился как поэт, писавший на иврите, но в тот момент только вступал на литературное поприще и работал учителем в системе еврейских казенных училищ. Вскоре после открытия собственного женского училища Гордон выражал в письме к знакомому надежду, что таким образом поправит свое финансовое положение. Государственное жалованье было маленьким, а семья его все росла [Weisberg 1894:69]. Однако сводить интересы Гордона к чисто финансовым не следует. В своей прозе, поэзии и публицистике он явственно дает понять, что его волнует статус женщины-еврейки. Безусловно, самым известным его утверждением на эту тему стала знаменитая поэма «Коцо шел-юд» («Кончик буквы йуд»), посвященная писательнице на иврите М. Маркель-Моссесон[88].

Таблица 3.1. Содержатели еврейских частных женских училищ, 1831-1881

Главная героиня этой романтической и драматической поэмы – добродетельная и работящая женщина, покинутая мужем и обиженная раввинатом. Повествователь сетует и на положение еврейской женщины в целом, и на отсутствие у нее доступа к образованию. В приведенной ниже строфе Гордон обыгрывает слова, якобы хвалебные, о «добродетельной жене» (Прит. 31:10–31), а также дает отсылку к часто цитируемой мишне из трактата «Сота» (3:4), показывая, как именно женщинам отказывают в праве на образование:

Что в том, что даровано вам чуткое сердце и красота,

А Господь не обделил умом и талантом!

Для вас знание Торы – изъян, красота – увечье,

Для вас все таланты – ущербность, любое знание – недостаток[89].

В борьбе за права женщин Гордон не ограничивался теоретическими заявлениями. В частной переписке он оказывал моральную поддержку женщинам-писательницам и сделал все, чтобы его собственные дочери получили хорошее образование. В опубликованных письмах Гордона содержатся многочисленные сетования на то, как ему сложно было организовать качественное обучение для своих дочерей. В письме к Маркель-Моссесон, писательнице, при которой он играл роль наставника, Гордон жалуется на то, как сложно найти достойных учителей, и просит ее рекомендаций[90]. Таким образом, Гордон является ярким примером сочетания меркантильного интереса и искренней преданности делу женского образования.

Разумеется, личные письма Гордона сохранились только потому, что к концу жизни он снискал славу. Что касается других содержателей, до нас дошла крайне скудная документация. Трудно сказать, писали ли другие педагоги друзьям о своих финансовых затруднениях, и неизвестно, как они обучали собственных дочерей. Из других содержателей лишь немногие выступали в печати по вопросам образования[91].

Тем не менее пример Гордона