Узкая дверь - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот там он и живет. В сливном отверстии. Туда он и детей забирает.
Я заставила себя говорить спокойней и, положив руку Доминику на плечо, примирительным тоном сказала:
– Это же только временно. Честное слово, я спокойно со всем справлюсь, если ты по-прежнему будешь на моей стороне.
Выражение лица у него сразу стало менее напряженным. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Ну, конечно, я всегда на твоей стороне, Бекс. Извини, я, кажется, несколько перегнул палку. Просто мне хочется, чтобы у вас, у тебя и Милли, все было хорошо. И ты это отлично понимаешь, да?
– Да. Я все это прекрасно понимаю, Дом.
В общем, кризиса мы избежали. Доминик всегда очень остро переживал любую несправедливость по отношению ко мне и всегда стремился меня защитить. В этом он был похож на хорошего пса: такой же надежный, полностью мне доверяющий и зависимый. А еще он был очень добрый и смешной. И был, безусловно, умен. И внешностью обладал весьма привлекательной. И в постели был на высоте… И я уже далеко не впервые задала себе вопрос: так почему же я не смогла по-настоящему его полюбить? В нем не было ровным счетом ничего, что стоило бы не любить; однако в душе моей, в том самом месте, где должна была бы цвести моя к нему любовь, была лишь некая свистящая пустота, вроде разбитого окна. А может, это «разбитое окно» действительно образовалось там, где должна была бы существовать моя любовь ко всем близким людям – к моим родителям, к Доминику, к Эмили?..
Вот тут-то Эмили и сообщила нам из своего угла:
– А я в школе картинку нарисовала. Хотите посмотреть?
– Конечно, хотим, – тут же откликнулся Доминик и поманил ее к себе. Я хорошо помню, как ее розовая мордашка появилась из темной части гостиной, и в одной руке она держала листок из альбома для рисования, на котором в самом низу крупными неровными буквами было ею написано то самое имя. Я уже раскрыла ей навстречу объятия, надеясь ласково ее обнять, однако она прямиком направилась к Доминику. Собственно, так теперь было всегда. Возможно, и Эмили подсознательно чувствовала у меня в душе то разбитое окно.
– Между прочим, твоя мама сегодня работу получила, – сообщила я ей. Она никак на это не отреагировала.
– Наша девочка когда-нибудь станет настоящей художницей, – сказал Доминик, рассматривая ее рисунок. – Давай, дорогая, покажем это маме, пусть она посмотрит. – И он протянул рисунок мне. Издали я, кроме того имени, сумела разглядеть на листке только некое неясное цветовое пятно, но уже сама форма этого пятна пробудила в моей душе некий холодный ужас. И теперь, держа рисунок перед глазами, я, естественно, сразу узнала и это бесформенное тело, и эту крошечную голову. И снова прочла то, что было написано внизу желтым карандашом…
– Кто это такой? – спросила я совершенно ледяными, онемевшими губами.
– Ой, мамочка, ну что ты? Посмотри: там же написано! – И Эмили как бы подчеркнула пальчиком каждое слово. – Мистер Смолфейс.
Горло у меня мучительно сжалось. Голос превратился в еле слышный шепот.
– Объясни мне, дорогая, кто он такой?
– Ну, он живет глубоко в водопроводных трубах. По ним он и наверх выходит, а вылезает из сливного отверстия в раковине. Иногда он из этого отверстия выглядывает и издает вот такие звуки… – Эмили очень похоже изобразила то рычанье и хлюпанье, которое порой доносится из старых труб, и я почувствовала, как по спине и рукам у меня побежали мурашки. Казалось, мне опять четыре года, я обеими руками держу закрытую дверь в ванную, и оттуда доносится зловещее завывание водопроводных труб, которое становится все громче, разворачиваясь в воздухе подобно огромному черному знамени.
– Он идет, – слышу я из-под двери чей-то шепот.
– Нет!
– Он знает. Он всегда все может узнать. И теперь он идет, чтобы забрать тебя, Бекс.
– Нет! – Но мой голос слабеет, сникает, умирает и, свернувшись спиралью, точно вода, исчезает в сливном отверстии раковины. Остается лишь тот страшный шепот, словно повисший в воздухе, и ощущение сдавленного горла и удушья, сопровождаемого жалкими попытками всосать в себя хоть капельку кислорода. Все остальные мои чувства исчезают под тяжким покровом ужаса. А там, где-то у меня за спиной, раздаются те страшные горловые звуки, то хлюпанье и завыванье, переходящее в пронзительный визг…
– Закрой глаза, – снова слышу я знакомый шепот. – Закрой глаза и постарайся свернуться в клубок, стать как можно меньше. Может, тогда он тебя и не заметит.
И я, свернувшись клубком под дверью ванной комнаты, стараюсь стать как можно меньше, как можно незаметней, закрываю глаза и жду. Мало-помалу те жуткие звуки слабеют, превращаясь в цепочку икающих всхлипов, но я все еще не двигаюсь с места, не открывая глаз и подтянув коленки к груди. Точно так же потом я буду сидеть и в школьном шкафчике, когда меня найдут в раздевалке средних классов школы «Король Генрих».
С водопроводом в доме на Джексон-стрит всегда были нелады; тамошние трубы вечно против чего-то протестовали. Родители уверяли меня, что бояться нечего, но в четыре года мир вокруг непонятен и полон сверхъестественных страхов. Да и Конрад говорил, что мистер Смолфейс существует на самом деле; а ведь Конрад не мог совершить ничего плохого; ведь Конрад был моим братом.
Мистер Смолфейс живет в водопроводных трубах. Он сразу узнает, если ты зубы не почистишь.
А когда мистер Смолфейс протискивается по трубам наверх, как раз и возникают такие страшные звуки.
Жила-была одна маленькая девочка, которая не любила молиться перед сном. И мистер Смолфейс поднялся по водопроводной трубе, вылез из сливного отверстия в той раковине, что была у девочки в спальне, схватил ее за волосы и утащил в свое канализационное царство. Говорят, она и теперь еще там. Иногда люди слышат, как снизу доносится ее плач, как она умоляет мистера Смолфейса отпустить ее…
Да, наверное, это могло бы показаться жестокостью. Но все дети порой бывают жестокими, а мой брат был тогда тоже всего лишь ребенком. Вряд ли он отдавал себе отчет, до какой степени меня пугает мистер Смолфейс. Вряд ли он знал, что я каждый вечер, прежде чем лечь спать, тщательно затыкаю сливное отверстие в раковине пробкой, а на крышку унитаза наваливаю что-нибудь тяжелое, например книги. Вряд ли он мог себе представить, до чего часто мне снится мистер Смолфейс, у которого глаза как дыры на темном, ничего не выражающем лице, а все тело покрыто отвратительной темной слизью. Иной раз я, затаив дыхание, заглядывала в темное сливное отверстие, и мне казалось, что оттуда на меня кто-то