Гости на Саут-Бэттери - Карен Уайт

Софи направилась к лестнице.

– Вы не слышали этого от меня, но Мелани слегка одержима этой группой. Она это отрицает, но я почти уверена, что у нее в шкафу есть белый кожаный комбинезон с бахромой.

Я присоединилась к Софи на лестнице, но Джейн осталась на месте. Ее взгляд был прикован к площадке, где лестница делала поворот и исчезала из поля зрения. Я проследила за ее взглядом и замерла. На площадке сидел толстый одноглазый кот и безразлично взирал на нас сверху вниз.

– Как он попал сюда? – спросила Джейн.

– Должно быть, юркнул внутрь, пока мы разговаривали. Я пришлю кого-нибудь, кто любит кошек, чтобы он посмотрел, есть ли на нем бирка.

– А если он принадлежал Баттон Пинкни?

– Тогда он пойдет в приют.

– Что за кот? – спросила Софи.

– Вон тот, – сказала я, указывая на пустое место, где только что был кот. – Он, или она, был здесь минуту назад. Довольно пухлый и без одного глаза. Не знаю, насколько легко будет найти для него дом, поэтому будем надеяться, что он просто случайно забрел сюда.

Я ждала у двери в гостиную, надеясь, что Джейн поймет намек, но она осталась на месте, широко расставив ноги, словно упрямый малыш.

– Не переживайте, – заверила я ее. – Обещаю, о кошке позаботятся.

Она быстро посмотрела на меня и натянуто кивнула. После чего, не отрывая глаз от верхней площадки лестницы, медленно вошла внутрь. Легкое покалывание на затылке убедило меня, что мы в доме не одни, но ощущение того, что мне не дают увидеть, что это такое, оставалось.

Все пространство было наполнено зловонием тлена и неким гнетущим предчувствием. Единственным ярким пятном был необыкновенный свет, лившийся из фасадных окон. Если их помыть, он станет еще ярче, но даже сейчас мне было видно, сколь прекрасен когда-то был этот дом.

– Адвокат сказал мне, что последние несколько лет мисс Пинкни не выходила из своей комнаты на втором этаже. О ней заботились домработница и медсестра. Возможно, это объясняет запустение в остальной части дома.

– Дом старый, – сказала Джейн. – И пахнет старьем. А также… – Она вздрогнула и еще сильнее обхватила плечи. – И я определенно не хочу здесь жить.

Она двинулась к двери, но ее окликнул голос Софи.

– О господи! Да это же стеклянная люстра от Уильяма Паркера! В Чарльстоне я знаю лишь одну такую, в доме Майлза Брутона. Она стоит целое состояние.

Мы прошли в гостиную, чтобы взглянуть на матовую люстру, криво свисавшую с оголенных проводов. Гипсовый медальон, некогда окружавший дыру в потолке, осыпался и лежал крошками у нас под ногами.

– Не думаю, что подберу ее, если буду проезжать мимо обочины, где она будет лежать вместе с остальным мусором, – пробормотала Джейн.

– А эти обои, – продолжила Софи. – Это шелк, расписанный вручную. Видите вертикальные линии, показывающие, где проходит граница каждой полоски? Это значит, что владельцы были достаточно богаты и могли позволить себе купить несколько полос вместо одной длинной. Они хотели, чтобы линии отображали их богатство и социальный статус.

Я присмотрелась, но увидела лишь выцветшие обои, провисшие от тяжести лет, слезящиеся по углам от возраста и сырости. Там, где Софи видела красоту, я видела только тлен. Признаки запущенности были видны повсюду – от поцарапанных полов до пятен плесени на обоях и крошащихся лепных украшений, которые на глазах превращались в пыль. Я почти не сомневалась, что Джейн чувствует то же самое.

Мне практически пришлось тащить Джейн с собой, пока мы следовали за Софи из комнаты в комнату, слушая, как она перечисляет все уникальные, ценные и исторические элементы дома, которые ни одна из нас не могла по-настоящему увидеть или оценить.

Я старалась отделить свой дом на Трэдд-стрит от мыслей по поводу этого дома и большинства старых домов в Чарльстоне – хотя бы потому, что теперь это был мой дом, где я растила собственных детей. Там они родились, там научились ходить и лепетать свои первые слова. Деревянные полы покроют царапины от их крошечных туфелек, самокатов и деревянных кубиков, знаменуя этапы взросления еще одного поколения, которое вырастет в доме номер 55 на Трэдд-стрит. Я представляла себе, как Нола выходит замуж и празднует свадьбу в нашем саду, а Сара спускается по лестнице в выпускном платье и ждет, когда за ней заедет ее кавалер. Эта последняя картинка включала в себя и Джека с винтовкой в руках. Вид у него был настолько грозный, что я постаралась выбросить картинку из своей головы.

Для меня дом Пинкни был всего лишь грудой кирпича, дерева и цемента, давнее родовое гнездо семьи, которую я почти не знала и к которой не имела никакого отношения. По собственному опыту зная, каких сил, физических и психических, требует восстановление исторического дома, не говоря уже про полное истощение банковских счетов, я мучилась, не зная, что посоветовать своей клиентке.

Я не могла смотреть на Софи. Та изучала стены старого дома так, будто только что обнаружила святой Грааль, гробницу Тутанхамона и Эдемский сад в одном лице. Сказать Джейн, чтобы та продала дом таким, как есть, значит разбить сердце Софи. И тогда мне не избежать ее изощренной мести. В прошлый раз, когда я посоветовала клиенту продать дом, который остро нуждался в ремонте и которому грозил неминуемый снос, Софи в отместку распространила листовки, на которых я была с помощью фотошопа изображена в тюрбане. Под снимком был напечатан номер одного из моих мобильных телефонов, зазывающий на бесплатные сеансы экстрасенса. Я была вынуждена сменить номер.

– Вы слышали? – спросила Джейн, когда мы наконец добрались до второго этажа.

Да, я слышала. Негромкий, металлический звук. Я бы подумала, что он мне послышался, если бы Джейн ничего не сказала.

– Да, – ответила я. – И мне кажется, он исходит из комнаты в конце коридора.

– Что за звук? – спросила Софи с середины лестницы. Она была занята изучением кипарисовой обшивки под красное дерево, что тянулась по стене сбоку от лестницы. На дереве имелись зазубрины и сколы, мелкие метки, оставленные давно ушедшими людьми.

– Такой металлический, – сказала Джейн. – Как у старых заводных игрушек.

Я уже шагала к концу коридора, не в силах избавиться от странного ощущения, что кто-то следует за мной по пятам, а чье-то другое, более нежное присутствие впереди ведет меня по темному коридору. Я по-прежнему их не видела, лишь чувствовала их обоих – наверно, так растение ощущает свет. Что бы ни было за этой дверью в конце коридора, я должна попасть туда раньше Джейн.

Я потянулась к круглой латунной ручке, но она уже повернулась, и дверь открылась без моей помощи. Джейн догнала меня у порога, по всей видимости не подозревая, что дверь открылась сама по себе. Заглянув внутрь, мы увидели большой комод из красного дерева, уставленный флаконами для духов и потускневшими серебряными рамками со старыми фотографиями. На маленьком столике стояло штук двадцать флаконов с какими-то пилюлями и пустой стакан на кружевной салфетке. Рядом стояла огромная кровать под балдахином, с горкой подушек, аккуратно застеленная шелковым покрывалом. Я подумала о домработнице. Похоже, та заботилась о покойной хозяйке, воспринимая застеленную постель как свой последний долг перед ней.