Собрание сочинений. Том 7. Мельник из Анжибо. Пиччинино - Жорж Санд

«Это вполне мог быть Анри», — подумала Марсель, хотя портрет, нарисованный несколько грубыми чертами, не совсем соответствовал тому идеальному образу, который был запечатлен в ее сердце.

— Этот человек в делах, пожалуй, не даст себя обвести вокруг пальца, — продолжал Большой Луи. — Я, желая услужить господину Бриколену, арендатору Бланшемона, который хочет приобрести его себе в собственность, и для того, чтобы отбить у этого молодчика охоту покупать поместье, нарочно преуменьшил его цену, но парень не попался на удочку. «Земля эта стоит столько-то, не больше и не меньше», — говорил он и с легкостью высчитывал в уме прибыль, налоги, издержки, так что видно было: в этом деле он смыслит, и ему не нужно долгих разговоров за бутылкой вина, по обычаю нашего края, чтобы разобраться, стоит овчинка выделки или не стоит.

«Да ну, я совсем с ума сошла! — подумала госпожа де Бланшемон. — Это какой-то чужой человек, что-то вроде посредника, которому поручено поместить капитал в земли, а его печальный вид, одинокие размышления на берегу реки, — все это просто было вызвано жарой и утомлением. И то, что он носил имя Анри, — чистая случайность, если еще именно он это имя написал. Анри никогда не занимался делами, никогда не знал стоимости какого-либо имущества, не знал, откуда берутся и как оцениваются те или иные богатства… Нет, нет, это не он! Кроме того, разве две недели тому назад он не находился в Париже? Прошло всего три дня, как я его видела, и он мне не говорил о том, что недавно отлучался из столицы. Да и что ему было делать в Черной Долине? Знал ли он хотя бы, что поместье Бланшемон, о котором я как будто ему никогда даже слова не сказала, расположено именно в этой провинции?»

Не без усилия оторвав взгляд от таинственной надписи, вызвавшей у нее столь напряженную работу мысли, Марсель направилась вместе с хозяевами в дом, где уже был приготовлен превосходный завтрак. На массивном столе, накрытом белоснежной скатертью, появились пшеничная каша с молоком (излюбленное блюдо в этой местности), грушевая запеканка со сметаной, форель, только что выловленная Большим Луи в Вовре, совсем молодые, нежные цыплята, препровожденные прямо с птичьего двора на решетку очага, салат, политый кипящим ореховым маслом, козий сыр, оладьи и не совсем еще спелые фрукты; от всего Этого у маленького Эдуарда разбежались глаза. Приборы для обоих слуг и для хозяев мельницы были расставлены на том же столе, за который усадили госпожу де Бланшемон, и мельничиха немало удивилась, когда Лапьер и Сюзетта отказались сесть рядом со своей хозяйкой. Но Марсель потребовала от слуг, чтобы они подчинились сельскому обычаю, и с удовольствием впервые приобщилась к жизни на началах равенства, которая так манила ее.

Мельник держался просто, несколько угловато, хотя и отнюдь не бесцеремонно. Его мать была много обходительнее и, несмотря на то, что Большой Луи, предпочитавший здравый смысл всяким условностям, сдерживал ее пыл, слишком усердно потчевала гостей, не принимая во внимание ограниченных возможностей человеческого аппетита; но хлебосольство Большой Мари было таким искренним, что Марсели и в голову не пришло увидеть в нем какую-то навязчивость. Старуха была мужественна и умна, и сын по всем статьям пошел в мать. Но, в отличие от нее, он окончил начальную школу, откуда вынес запас наиболее необходимых в жизни знаний. Он был грамотен и понимал намного больше, чем стремился выказать перед людьми. Беседуя с ним, Марсель обнаружила у него больше глубоких мыслей, здравых понятий и природного вкуса, чем могла ожидать от Долговязого Мукомола, встреченного ею накануне в гостинице.

Все это было тем ценнее, что Большой Луи вовсе не норовил произвести впечатление, не рисовался, а, напротив, нарочно держался грубоватой крестьянской манеры, хотя невежей не был и умел вести себя вполне учтиво. Казалось, он пуще всего боится прослыть деревенским умником и должен глубоко презирать тех, кто отрекается от своего доброго корня, от честного крестьянского сословия и корчит из себя невесть что, всем на посмешище. Говорил он большей частью правильно, не пренебрегая, впрочем, немудреными, но красочными местными речениями. Забываясь, он начинал говорить совершенно чистым языком, и тогда трудно было поверить, что он простой мельник. Но вскоре он спохватывался, словно застеснявшись того, что отошел от своей среды, и возвращался к своим беззлобным шуточкам и дружелюбно-фамильярному тону.

Однако Марсель оказалась в несколько неловком положении: около семи часов утра явился колымажник, готовый к дальнейшим услугам, и она, прощаясь с хозяевами, захотела расплатиться с ними, но они наотрез отказались от денег.

— Нет, милая сударыня, нет, — спокойно, но твердо заявил мельник. — Мы не трактирщики. Мы могли бы ими быть и тем не уронили бы себя. Но раз унт мы не трактирщики, то и не возьмем ничего.

— Как же так! — воскликнула Марсель. — Я вам причинила неудобство, ввела вас в расход, а вы не позволяете мне отблагодарить вас? Ведь ваша матушка отдала мне свою комнату, я заняла вашу кровать, а вы сами провели ночь на сеновале. Сегодня поутру вы оставили все свои дела и отправились удить рыбу. Матушка ваша разводила очаг, хлопотала все утро, и, наконец, мы потребили у вас некое количество снеди.

— О, матери отлично спалось нынче ночью, а мне еще лучше, — ответил Большой Луи. — Форель не стоит мне ни гроша; сегодня воскресенье, а по воскресеньям я обычно провожу утро за рыбной ловлей. Из-за того, что вам на завтрак пошло немного молока, хлеба, муки да курятины, мы, право, не разоримся. Так что услуга невелика, и вы можете принять ее со спокойной душой. Мы вас за это не упрекнем, тем более что, может, никогда с вами и не увидимся.

— Надеюсь, что еще увидимся, — ответила Марсель, — я рассчитываю пробыть в Бланшемоне по крайней мере несколько дней и собираюсь нагрянуть к вам снова — поблагодарить вашу матушку и вас за гостеприимство, которым мне все же совестно воспользоваться просто так.

— А чего там совеститься принять небольшую услугу от порядочных людей? Коли вам от их радушия была приятность, то вы уже сквитались с ними. Я знаю, что в больших городах платят за все, даже за стакан воды. Это худой обычай, в деревне принято по-иному: у нас люди чувствовали бы себя несчастными, когда бы не могли оказывать друг другу содействие то в одном, то в другом. Ну, полно, хватит толковать об этом.

— Значит, вы не хотите, чтобы я снова пришла позавтракать у вас? Вы заставляете меня отказаться от этого удовольствия