Жаркое лето сорок второго - Владимир Панин

Только после возвращения из полета пилот смог доложить командованию о замеченном им скоплении танков и другой техники. Пока рапорт был принят и доложен по инстанции, пока о нем узнал штаб фронта и командующий принял решение, прошло время. За это время с моря подул теплый ветер, под воздействием которого раскисшая от дождя почва стала сохнуть, предвещая попавшему в ловушку «зверю» скорое освобождение.

Когда начштаба доложил Рокоссовскому данные о застрявших немецких танках, тот моментально позвонил Николаенко и потребовал немедленно нанести по ним бомбовый удар. Ответ командующего авиацией Крымфронта обескуражил его. Находящаяся на Таманском полуострове бомбардировочная авиация фронта не могла взлететь из-за поднявшегося с моря тумана. Единственное, что мог поднять в небо Николаенко – девять штурмовиков Ил-2 с небольшим истребительным прикрытием.

Что выслушал в этот момент Николаенко от Мехлиса, генерал запомнил на всю жизнь, но от этого положение дел не изменилось ни на йоту. Два штурмовика не могли взлететь по техническим причинам, а больше четверки истребителей Николаенко не мог дать из-за их отсутствия. Недовольный таким положением дел, Лев Захарович решил лично проконтролировать исполнение приказа командующего, приказав генералу лично докладывать ему о действиях группы майора Спиридонова. К своему счастью, а также для всего Крымфронта, Гаврила Никифорович не знал, какой грозный и гневный человек собирался следить за его действиями. Привычно подняв в воздух свои штурмовики с полевого аэродрома под Керчью, он повел свою боевую группу на запад. Под крылом его самолета сначала мелькнул обводной керченский оборонительный рубеж, затем позиции наших войск на Турецком валу, и вот поплыла желтая крымская степь.

Двигаясь строго по указанному маршруту, Спиридонов уже собирался развернуть свою группу на северо-запад и начать поиски застрявших танков противника, как с ужасом обнаружил вражеские танки, движущиеся вдоль побережья по направлению к Керчи. В том, что это немцы, сомнений не было. Нанесенные на борта боевых машин белые кресты снимали все вопросы, но майора беспокоило другое. Согласно полученным от истребителей сведениям, до застрявших в грязи танков штурмовикам ещё было лететь и лететь. Ну не могли танки противника так быстро освободиться из грязи и так далеко продвинуться на восток. Логичнее было предложить, что это были другие танки, о существовании и действии которых командование было ещё не в курсе.

В этот момент перед майором Спиридоновым возникла труднейшая задача. Не выполнить приказ командующего по уничтожению танков врага он никак не мог. О степени важности задания его лично проинструктировал генерал Николаенко. Вместе с тем просто так пропустить танковую группу врага в свой глубокий тыл Гаврила Никифорович также никак не мог. О том, что там совсем не готовы к её появлению, он прекрасно знал из общего положения дел. С января сорок второго на каждом собрании присланные Мехлисом политические вдохновители, только и говорили о наступлении, и ни слова об обороне.

Будь у летчика связь с землей, он связался бы со штабом и если бы не получил приказ к атаке, то предупредил бы командование о грядущей опасности. Однако радио на штурмовиках не было ни у кого, и решение приходилось принимать самостоятельно, без долгих раздумий и колебаний. Можно было разбить группу на две части и одной атаковать вражескую колонну, а другую отправить на выполнение главного задания, однако Спиридонов отказался от этого «соломонова решения». То, что хорошо в мирное время, не всегда пригодно на войне, ибо, распыляя силы, вместо хлесткого разящего наповал удара, получилась бы звонкая, но всего лишь пощечина.

Уповая на то, что командование положительно оценит его действия и позволит совершить ещё один вылет, майор отдал приказ об атаке вражеской колонны.

Ах, как славно задергались, засуетились немецкие солдаты под ударами краснозвездных «илов». Как проворно посыпали они на землю из расстрелянных пулеметными очередями грузовиков и подбитых бронетранспортеров. Как запылали чешские «панцеры», попавшие под огонь советских штурмовиков, идущих на них на бреющем полете. Шесть грузовиков мотопехоты так и остались стоять в этот день посреди желтой степи, вместе с тремя бронетранспортерами и двумя танками и штурмовым орудием. Возникшая на земле картина была достойна кисти любого баталиста, но хорошего всегда бывает мало, особенно на войне. Штурмовики майора Спиридонова успели провести только две полноценные атаки, как на выручку своей колонне прилетели «мессершмитты».

Четырнадцать боевых машин смерти, разрисованные различными зверями и карточными мастями, атаковали «илы» майора Спиридонова, и они были вынуждены отходить. Главная причина их столь быстрого отхода заключалась не в страхе перед противником. Будь воля Гаврилы Никифоровича, он ещё раз атаковал бы врага, но большинство его штурмовиков были одноместной комплектации. Это делало штурмовики легкой добычей для вражеских истребителей, и Спиридонов дал команду на отход.

Слабые надежды были на ложные пулеметы, которые летчики самостоятельно устанавливали на заднюю сферу своих кабин. На дальнем расстоянии это хорошо срабатывало, и немецкие пилоты не рисковали атаковать «русские летающие танки».

Возможно, помог этот хитрый трюк, возможно, отчаянные действия четверки прикрытия, но при отходе Спиридонов потерял сбитой только одну машину. Второй штурмовик из-за проблем с мотором сел прямо в степи, перед советскими позициями на Турецком валу.

Преждевременное возвращение «илов» с задания повергло командира полка Гулыгу в шок. Вылет штурмовиков находился на контроле у самого Мехлиса, а это означало самые гадкие последствия вплоть до расстрела.

– Ты что, с ума сошел?! – были первые слова изумленного комполка, выбежавшего на летное поле, прямо под крыло самолета майора Спиридонова. Впрочем, его гнев быстро прошел, когда он услышал про атаку и просьбу майора разрешить повторный вылет после необходимой дозаправки машин.

– Лети, лети, черт с тобой, может, и пронесет! – согласился со Спиридоновым Гулыга, но черт, в лице полкового «особиста» капитана Тимошкина, не пронес. Он не был лицом кавказской национальности а-ля Берия, не стряпал расстрельные дела, не принуждал женскую половину полка к интимным связям и не принимал доклады у подчиненных, одновременно моя ноги в белом эмалированном тазу, тем самым выказывая свое превосходство над летунами. Вся его деятельность заключалась в выявлении длинных языков среди летного и тылового состава и в той или иной мере их наказании. Капитан Тимошкин был типичным представителем того служивого сословия, которое не хватало звезды с небес, но очень трепетно относилось к целостности своих звезд, что украшали их погоны. Не будь вылет штурмовиков на столь высоком контроле, капитан бы так и остался сидеть в столовой, попивать компот и строить определенные планы на повариху Лизавету. Но при виде садящихся раньше времени штурмовиков ему разом поплохело, и рука сама потянулась к телефонной трубке. Уж очень сильно действовало имя заместителя наркома на работников штаба и тыла.

Техники ещё лихорадочно проводили дозаправку самолетов отряда Спиридонова, когда зазвонил телефон комполка, и раздавшиеся в трубке звуки заставили Гулыгу вытянуться во весь фронт.