Тун. Лето в розовом городе - Гай Маркос

Лусо-джан! И к тебе прискачет твой высокий принц, я уже слышу топот! – У Женик был голос древнеримского глашатая.

– Главное, под копыта не попасть! – скривилась Лусо. – Кофе будешь?

– Лус, через пару минут у нас сбор внизу, какой еще кофе? – крикнул Тигран из соседнего кабинета. – Покажи ей офис и спускайтесь!

Лусо бросила свирепый взгляд на дверь.

– Ты с ним с самого утра? – вдруг спросила она. – Он разговаривал по телефону и ходил взад-вперед, да?

Я кивнула.

– О-о-о нет! – простонала Лусо. – Пойдем, сейчас его лучше не трогать.

Она показывала мне офис, попутно объясняя:

– Сегодня мы поедем в Хор Вирап. Слышала когда-нибудь это название?

Меня так и подмывало в очередной раз соврать, но вместо этого я ответила:

– Нет, я почти ничего не знаю про Армению.

– Не переживай! Тигран сказал, что ты, возможно, будешь у нас работать, но сегодня просто слушай и задавай вопросы. – Она открыла тяжелую дверь и пропустила меня вперед.

Внутри было пусто. Солнечные лучи освещали чистую поверхность старого рабочего стола и полки, заставленные книгами.

– Это кабинет Тиграна. Когда он в настроении, дверь распахнута. Если не в духе, то дверь прикрыта. Но если она плотно закрыта, а сам он внутри, то, бога ради, лучше не заходи!

Возле монитора стояла фоторамка. Я подошла ближе: интересно, на кого же любуется Тигран во время работы? Мое сердце замерло: с карандашного портрета мне улыбалось совсем юное создание неземной красоты. Мать? Сестра? Или… возлюбленная?

– Нас ждут, пошли! – раздался откуда-то сверху голос Лусо.

Напоследок я еще раз окинула взглядом кабинет и заметила то, от чего мое сердце радостно забилось.

– Лусо, а чей это фотоаппарат?

Единственное, что я в жизни по-настоящему любила и умела, – делать живые, красивые снимки.

– Этот? Ничей. Забыл кто-то из американцев в прошлом месяце. Ждем, когда объявится.

– Тигран не будет против, если я возьму его на время?

– Думаю, нет. Там в шкафу лежит рюкзак со всем остальным.

Трясущимися руками я уносила с собой это сокровище. Мы вышли на раскаленную улицу, где нас ожидала компания – человек десять. Тигран, как обычно вооруженный сигаретой, что-то увлеченно им рассказывал.

– Барев дзез![20] – поприветствовала всех Лусо.

Видимо, она уже привыкла, что люди, видевшие ее впервые, отвечают не сразу. А сейчас комизм ситуации усиливался еще и моим присутствием: представляю, как мы смотрелись рядом. С трудом оторвав взгляд от ее бесконечных ног, туристы стали подавать признаки жизни.

– Давайте знакомиться! Меня зовут Лусинэ, сегодня я буду вашим гидом.

Каждый представился, но я слушала вполуха, настраивая фотоаппарат. И не заметила, как подошел Тигран.

– Чем занята?

Он встал слишком близко.

– Я… Если ты не против, я хотела бы поснимать в поездке.

– Ты в этом разбираешься?

Его удивление меня задело.

– Да, у меня была такая же камера.

Невинное вранье: моя была куда лучше!

– Хорошо. Но не забывай слушать Лусо, – сказал он и пошел к машине.

Лусо забралась в микроавтобус последней, усевшись позади Тиграна, рядом со мной. Когда она, откашлявшись, приступила к делу, стало совершенно ясно, что ее голос будет звучать в моей голове всю дорогу.

– Мы отправляемся в Хор Вирап – одно из самых значимых мест Армении. Ехать примерно сорок километров, по пути я расскажу вам историю храма. Далее мы отправимся в Нораванк, но о нем чуть позже. Если будут вопросы, обращайтесь ко мне или Тиграну – нашему замечательному водителю, с которым дорога будет легкой. Прошу вас, после каждой остановки проверяйте, на месте ли ваши соседи. Все, можем ехать!

И мы двинулись на юг, к самому подножию Арарата, под удивительный рассказ Лусо, в котором правда так тесно переплелась с вымыслом, что ни одному историку уже не под силу размотать этот клубок. Да, наверное, и не надо.

В старину на холме, возвышавшемся посреди равнины, располагался город Арташат, одна из древних столиц Армении, а на месте монастыря была царская тюрьма. «Вирап» в переводе с армянского – «яма», «хор» – «глубокая». Это был кишащий ядовитыми змеями и насекомыми каменный мешок, куда бросали осужденных.

– В двести восемьдесят седьмом году царь Трдат Третий прибыл в Армению в сопровождении римских легионов, чтобы вернуть отцовский престол. – Лусо сделала глоток воды, подарив нам мгновение тишины. – Когда он собрался совершить обряд жертвоприношения языческой богине Анаит, его сподвижник Григорий, будучи христианином, отказался принимать в этом участие. Григория бросили в темницу Хор Вирап, где его ждала мучительная смерть. В тот же год царь издал новые указы и повелел казнить всех проповедующих христианство на территории Великой Армении. А в триста первом году из Древнего Рима в Армению бежали тридцать семь девушек-христианок, скрываясь от императора Диоклетиана, влюбленного в одну из них. Узнав об этом, царь Трдат решил сделать Рипсимэ – так звали девушку – своей наложницей, но та заявила, что принадлежит лишь Христу. И тогда разъяренный Трдат приказал казнить всех прибывших с непокорной красавицей. Лишь Нунэ – у русских Нина, на грузинском Нино – удалось скрыться. Она продолжила проповедовать христианство на новой земле, позже став крестительницей Грузии. Казнь дев вызвала у Трдата сильное потрясение, которое привело к тяжелой болезни. В народе ее называли свиной, поэтому какое-то время Трдата изображали со свиной головой. Его сестра неоднократно видела сон о том, что исцелить Трдата может лишь заключенный в темницу Григорий. Так спустя тринадцать лет Григорий был освобожден из Хор Вирапа и торжественно принят в Вагаршапате. Своими молитвами он исцелил царя, и тот впоследствии объявил христианство государственной религией.

– А как он выжил? – раздался вопрос из хвоста салона.

– Считается, что его поддерживала вера, но более правдоподобная версия – что ему тайно помогали христианки, обеспечивая водой и едой.

– Мы спустимся в ров?

– Да, вы сможете самостоятельно изучить его.

Всю оставшуюся дорогу я думала о Рипсимэ. Какой она была, если два правителя лишились рассудка от ее красоты? Почему она не нашла способа скрыть ее, чтобы не искушать мужчин? И существуют ли идеалы, цена которым – жизнь? У меня не было ничего – ни идеалов, ни красоты. Ни даже волос.

Наконец мы добрались до места. Открывавшийся оттуда вид на Арарат по праву считался лучшим из всех, но он не тронул меня так, как живая и яркая панорама Каскада. Вероятно, виной тому были пограничные вышки и бесконечный забор с колючей проволокой, напоминавшие о суровой реальности: символ Армении армянам не принадлежал.

Неподалеку вновь защебетала Лусо:

– Говорили, что турецкое правительство было возмущено тем, что на нашем гербе изображен Арарат, не являющийся