Метка - Элис Бродвей

По дороге я никак не могу отделаться от мыслей о последнем вопросе по истории. Какой была бы наша жизнь, если бы пустые жили в нашем городе? Воображаю, как они идут по улице рядом со мной, пустые, ужасающе непостижимые, и вздрагиваю от этой картины.

В детстве нам рассказывают сказки, занимательные истории. Взрослые приукрашивают жизнь: легенды занимают место проверенных фактов, а сказки – исторических событий. Но когда-нибудь приходится взрослеть.

До сих пор помню день, когда я увидела подлинную сущность пустых. Поняла, что истории, которые считала лишь страшными сказками для непослушных детишек, оказались правдой.

Вряд ли кто-нибудь из нас забудет ту зелёную дверь в музее. Хотя, до тех пор пока я впервые не вошла в неё, я на эту дверь вообще внимания не обращала.

В детстве мы все читали сказки. Историю о несчастной «невидимке», проклятой Белой Ведьме, и её прекрасной сестре Мории и о том, какими разными путями они пошли по жизни: одна – пустая, другая – отмеченная знаками. Сестра злая и сестра добрая. Мы столько раз слышали эту сказку! А в школе на переменах даже разыгрывали сценки с главными героями. Помню, мы с Вериги спорили, кому достанется роль прекрасной сестры. Я любила воображать, что живу в лесной хижине и жду принца. Мы знали о существовании пустых, о том, что Белая Ведьма была первой из них, но пустые были для нас персонажами сказок, как гоблины или феи. Они были ненастоящими.

А когда нам исполнилось лет по девять или десять, в школе объявили, что мы всем классом пойдём в музей. В гот день царила какая-то необычная атмосфера, мы шли под моросящим дождём, воздух был будто заряжен электричеством. Учительница сдержанно попросила нас ничего не рассказывать об экскурсии младшеклассникам.

Весь путь до музея мы с Верити прошли, держась за руки и перешёптываясь.

Я до сих нор ясно помню, как всё было. Помню, как мы вытерли ботинки у входа и повесили плащи на крючки в гардеробе. Помню, что каменные плиты музейного пола всё равно намокли, а вслед за нами в здание ворвался холодный ветер. Помню, мы с Верити так и держались за руки, хотя в музее нам ничто не угрожало.

Нас подвели к зелёной двери, мимо которой мы столько раз проходили и никогда не задумывались, что за ней скрыто.

Правда без покрова.

Покровы были сброшены полностью, был открыт каждый сантиметр кожи пустого. Неизвестного, безымянного, совершенно нагого человека. Он лежал на спине, разжав ладони. Округлые локти уткнулись в стеклянные стенки. Грудь впалая, кожа слегка посинела от окружавшей его жидкости. Не удержавшись, я осмотрела его всюду. Глаза закрыты, рот полуоткрыт, словно готов вздохнуть, заговорить, закричать. Человек сохранён не в виде книги, а как экспонат – трофей, предостережение.

Пустой.

Мы стояли и смотрели. Стояли так близко, что могли различить замысловатые линии на подушечках пальцев или сосчитать волоски на бёдрах. Мы словно застали человека в ванной. Только перед нами был стеклянный резервуар, а человек лежал под водой.

Я стояла так близко, что могла рассмотреть всё, но ничего не видела. Не было ни одного рисунка, ни слова, ни знака. Лишь безмолвное тело. Его хранили как предупреждение – пустой, захваченный когда-то и помещённый в музей. Учительница объяснила, что только тот, кому есть что скрывать, станет хранить историю своей жизни в душе, а не на теле.

Я представила, как секреты пожирают его изнутри, точно черви под кожей. Это тело было набито гниющей плотью, словно накрепко запертый ларец, хранящий постыдные тайны.

Охваченная внезапной волной паники, я взглянула на собственную руку, чтобы посчитать метки прожитых лет. Перевела взгляд на Верити и других одноклассников, с облегчением читая знакомые истории на каждом из них. Никаких секретов. Только правда без покрова.

Остальные экспонаты в том небольшом зале свидетельствовали о жестокости пустых. Смотреть на них было мучительно. Стеклянные витрины отражали свет и раскрывали жуткую правду. Рядом с фотографиями на белых карточках были от руки написаны пояснения – свидетельства очевидцев, иногда встречались даже записи, собственноручно сделанные пустыми, их планы нападения на нас. Потом раздались взволнованные голоса мальчишек, они звали нас посмотреть на что-то особенное. Мы с Верити подошли к ярко освещённому ящику у дальней стены, и я прочла пояснение:

Нож Тобиаса Клемента.

Этим ножом Тобиас отсекал жертвам кисти рук.

На лезвии темнели какие-то пятна, похожие на ржавчину.

– Смотри, кровь! – шепнул кто-то.

Рукоятка ножа истёрта, будто её часто держали умеренной рукой. У нас на кухне похожим ножом режут мясо и овощи.

Клемент был не единственным из пустых, кто расчленял тела невинных людей, чтобы похитить их знаки и погубить души, но он был, по всей вероятности, одним из наиболее успешных в этих делах. Как и все пустые, он действовал с изощрённой жестокостью. Мужчины, женщины, дети – его безжалостная рука не щадила никого. За два года до выхода Указа о выселении Клемента наконец поймали и казнили.

Понятно, почему пустые действовали именно так. Можно сказать, умное решение, если бы только речь не шла об убийствах. Если не сохранить на коже знаков обо всех важных событиях в жизни, не превратить кожу в книгу или потерять хоть кусочек кожи с рисунками и знаками, то поступки твои лягут на душу тяжким грузом и надежда на вечную жизнь угаснет. Худшего и вообразить невозможно!

Я всё стояла у стеклянного ящика с экспонатами: кучка перьев, сморщенный кусочек ткани рядом с ножом… Одноклассники разбрелись по залу, и я шагнула ближе, чтобы рассмотреть тот кусочек ткани. Это была не ткань. То, что издали напоминало старую мешковину, вблизи оказалось лоскутом человеческой кожи с детской ручки. Я сосчитала метки возраста. Год, два, три… четыре.

Я в ужасе прошептала о своей находке Верити. Подруга нахмурилась и кивнула. Тогда, в музее, мы многое поняли о мире вокруг нас. Всё оказалось куда сложнее и страшнее, чем мы себе представляли. Закрыв глаза, я прикидывала, какими знаками и рисунками покрою свою кожу. Как же мне хотелось вырасти, чтобы знаки поскорее защитили меня, словно доспехи.

Потом мы вернулись в школу и записали впечатления о посещении музея в свои толстые тетради. Учительница снова попросила нас ничего не говорить младшеклассникам. С того дня мы больше не играли в героев сказки о Белой Ведьме. А время чтения преданий и легенд в школьном расписании заняли уроки истории.

День объявления оценок выдался солнечным, но прохладным. От волнения не могу даже думать о еде, уже хочу приодеться, выглядеть достойно. Надеваю любимое платье, примеряю шаль с лиловыми, серыми и оранжевыми нитями. Укутав плечи, оставляю руки открытыми, и закалываю на плече красивой брошкой – подарком от родителей на день рождения. Папин кулон прячу под платье, надеюсь, деревянный листик принесёт мне удачу. Короткие волосы зачёсываю назад и закалываю на затылке, освежаю лицо и наношу на кожу несколько капель масла, чтобы показать татуировки во всей красе. Дрожащими руками беру сумку, скользя по ремешку вспотевшими, липкими от масла пальцами.