Огненная кровь - Михаил Горожанин

– Тоже мне колдовство. Тебе годков-то сколь тогда было? Бабушка, видать, любила пошутить.

– Да уж, любила. Только знаешь, Миладка, с той ночи Сонька до самой смерти заплетенная ходила. Я ее каждый день расчесывал, а она каждое утро – с косичками. Интересно мне стало. Я и вправду подумал, что родственнички развлекаются. Начал экспериментировать. И караулил, и дверь запирал, и у лошади чуть ли не в кормушке ночевал. Но так никогда момента этого действа и не заметил. Обязательно засыпал, хоть на пять минут, а вырубался. Я даже гриву по прядям веревкой связывал, а веревку к своему запястью приматывал. Но ничего так и не почувствовал ни разу. А на утро всегда косички. С бантиками. И так несколько лет.

– А ты кому-нибудь рассказывал? – поинтересовалась Милада. – Я бы точно в себе не удержала, проговорилась!

– Конечно, рассказывал. Бабушке рассказывал, маме. Отец, я помню, на меня тогда как-то странно посмотрел, аккурат на следующий день после первого «заплетания». И я понял, что он знает. Ну… Или, по крайней мере, догадывается. Но отец был молчун, я с ним не больно-то откровенничал. Мама, в свою очередь, учила во всем слушаться бабушку. Бабушка же говорила, что испокон веку в нашем доме, который, кстати, еще до гражданской войны прадед поставил, хозяева жили. Что их чтить надо, и перечить нельзя, а то осерчают. А ежели разобидятся – скотину со свету сживут. Заморят. А то и пакостить начнут, по хозяйству мешать. Тогда совсем беда. Так что я выкинул все это из головы и привык.

– Ты сказал «хозяева»?

– Ну, духи домашние не любят, когда их называют придуманными людскими прозвищами, – пояснил Сергей, в задумчивости глядя на бесконечную дугу МКАДа. – «Домовой», «половой»… В старых домах принято говорить не «домовой», а «хозяин», «дедушка». Или же просто – «сам»! Это их устраивает. И еще бабушка у печки всегда блюдечко с молоком ставила для хозяина. Рядом с блюдцем нашего Барсика, самого типичнейшего Барсика на свете. И знаешь, что интересно? Этот непутевый кот, вечно ищущий, чего бы пожрать, никогда не посягал на это молоко. А скотина он был прожорливая – жуть!

Милада помолчала.

– А интересно, – решилась она, наконец, – можно как-то выяснить, живет домовой в доме или нет?

– Что, запугал я тебя? – рассмеялся Сергей.

– Нет, конечно, – поспешно ответила Милада. Не признаваться же сразу, что она почувствовала себя неуютно. Она-то ему поверила. Сразу. – Просто интересно.

– Не знаю, как у других, но в моей семье говорили, что можно проверить медными монетами. Подоплеку, признаться, не знаю, но вроде бы в укромном месте кладут пять монеток. Три – решками кверху, две – орлами. Если за три дня монеты будут перевернуты в одном порядке – значит, хозяин в доме. Хозяин беспорядка не любит. За человеком уборку в квартире он, конечно, делать не станет, скорее наоборот. Но монеты обязательно перевернет, для порядка. В современных квартирах домовых практически нет, если только жильцы не перевозили с собой.

– Слушай, точно! – обрадовано спохватилась Милада. – Мы, когда из совхоза от бабушки на квартиру переезжали, мама клала тапок за плиту и говорила что-то типа: «молодой домовой – идем со мной, старый – отпусти».

– Во-во, – кивнул Серега. – Упрощенный вариант.

– А потом на новой квартире тот тапок тридцать три дня за плитой лежал.

– Хозяин новое жилье обустраивал. Слушай, – Серега посмотрел на неё, – а что это ты о потустороннем заговорила?

Милада помолчала.

– Пока не могу сказать… Не обижайся, пожалуйста. Просто я сегодня вообще о всякой чертовщине целый день думаю.

Серега сначала как-то странно и внимательно посмотрел на нее, а потом рассмеялся:

– Так нужен такой муж, который от всякой чертовщины защитить сможет!

– Слушай, хватит на сегодня. Год вместе, два года врозь, полгода как приятели – и тут такая массированная атака. Давай включим музыку?

– Не вопрос. – Серега включил магнитолу и настроился на «Ретро FM». – Помнится, ты любишь старую музыку.

– Люблю, – согласилась Милада.

Оставшаяся часть пути прошла в молчании под хиты восьмидесятых.

Дома Милада с мамой пили чай, смотрели вместе телевизор.

– Кстати, мам, – вспомнила Милада, уже отправляясь спать, – я не смогу к бабушке с тобой в субботу съездить. Оксанка попросила ей помочь кое с чем.

– Ладно. Мы уже привыкли, что ты совхоз не любишь.

– Не обижайтесь. Скучно там просто. Неимоверно. Ты же знаешь, я там никогда ни с кем не дружила особо, да и спились они уже все… На улицах пусто, а с подростками костер на речке жечь я уже старовата…

– Ну конечно! – засмеялась мама. – Старушечка моя малолетняя.

– Не, мам, серьезно. С тобой и бабушкой весь вечер телек смотреть?

– А ты и так его весь вечер, небось, смотришь. Или в компьютере своем сидишь.

– Так вы вечно смотрите концерты всякие, Бабкину, там, Лещенко… Льва… Или банду эту нелепую из «Аншлага»… А мне что на них пялиться?

Мама дернула ее за ухо.

– Ладно, молодежь. Иди зубы чисти и спать. Завтра последний трудовой день на этой неделе.

– Лады.

Совершив в ванной все ритуальные телодвижения перед сном, Милада завалилась в свою старую скрипучую кровать, и некоторое время бездумно смотрела, как свет луны, падающий в окно, отражается от начищенного стального умбона[7]щита и от арбалета, которые висели над кроватью на крюках. Щит она сделала сама под чутким руководством Егора, когда состояла в реконструкторском клубе. Дощатая основа, настоящий, кованый умбон, кожаная обтяжка. В кои веки она сделала что-то старательно и добротно. Несмотря на многочисленные вмятины и трещины, щит прослужил ей верой и правдой много игр.

Реконструкция стала ее второй страстью после рукопашки, и это увлечение пришло намного позже. Но Милада окунулась в него с головой с тех пор, как увидела на празднике в честь Дня Города ребят в доспехах, красиво рубящихся на мечах. Ее душа, всегда тяготевшая к истории, моментально словно оказалась в прошлом, и Милада навсегда запомнила это чувство погружения. Когда весь окружающий современный мир словно подергивается дымкой, становится нереальным. После праздника она просто – как делала это всегда – подошла, поздоровалась и попросила научить ее фехтовать. Ребята оказались доброжелательными, и вскоре она уже делила вечера между спортзалом и подвалом, в котором размещался клуб исторической реконструкции.

Арбалет был подарком. Немного грубовато сработанное, но по-настоящему боевое и действительно страшное оружие с короткой дугой, сделанной из рессоры от «Москвича». Милада несколько раз брала его в деревню и даже научила маму стрелять из него. Девушка помнила свой первый выстрел, когда она взяла ложе слишком глубоко, так что кончики пальцев высунулись и оказались на траектории тетивы. Тогда, едва нажав скобу, Милада долго шипела от боли, глядя на стремительно опухающие кончики пальцев со сломанными ногтями. С тех пор самодельное, но грозное оружие служило ей несколько раз, когда отец с друзьями-охотниками брали ее с собой на уток.