Венец многобрачия - Наталья Александрова

Пообещав себе в ближайшее время разобраться со всеми мужьями оптом, я выпила. Евгений, кажется, сам удивился, как это ему удалось меня заставить, и пока великодушно решил не трогать мою карму.

К следователю Громовой я приехала раньше назначенного срока и полчаса томилась в коридоре.

Кабинет был проветрен и достаточно просторен. Мебель хоть и старая советская, но не обшарпанная. Дама-следователь выглядела очень представительно, в строгом сером костюме. Приглядевшись, я с некоторым удивлением обнаружила, что костюм достаточно дорогой и неплохо сидит.

– Меня зовут Громова Анна Николаевна, – сказала она и сняла очки в красивой оправе.

Обычно очки человека делают старше и солиднее, но тут наоборот. Очки скрывали морщины и выражение маленьких глаз. А выражение это было, прямо скажем, не очень приветливое. Но, возможно, это у нее такая манера.

Громова задала мне дежурные вопросы, для протокола, а потом я сама честно рассказала ей про Луизу, зачем она ко мне ходила и почему оказалась в нашем районе довольно поздно.

– Да, вот именно, – оживилась следователь, – почему она пришла так поздно? Обычно пожилые люди стараются не выходить из дома в темноте. Времени у них много, стараются все дела сделать днем.

– Вы хотите сказать, что Луиза… Семеновна не работала?

– Она была на пенсии, но, согласно показаниям соседки по коммунальной квартире, дежурила на телефоне в «Речном экипаже», через два дня на третий по двенадцать часов.

Я помолчала. Обычная работа для нестарой пенсионерки – дежурство на телефоне. Но это дежурство как-то не укладывалось в моей голове с написанием монографии.

– И кстати, – продолжала Громова, – в коммунальной квартире, знаете ли, телефон стоит в коридоре, и соседи прослушивают разговоры друг друга. Так вот, соседка Плойкиной утверждает, что двадцать четвертого сентября утром, в тот день, когда ее убили, Луиза Семеновна разговаривала с вами по телефону.

– Ну да, – недоумевала я, – я же вам рассказывала.

– Минутку, – строго сказала Громова, – я не люблю, когда меня прерывают. Так вот, Плойкина хотела прийти к вам сразу же, с утра, а вы настойчиво просили ее перенести визит на вечер.

– У меня были свои планы. Днем мне хотелось поработать. А она отвлекла бы меня разговорами.

– Допустим, – зловеще, как мне показалось, произнесла следователь, потом надела очки и стала похожа на человека.

– У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? – спросила я сердито.

Что это за манера, в самом деле, подозревать всех и вся! Ну и методы у них.

– Понимаете, – она заглянула в свои записи, – Лариса Павловна, убийство это нехарактерное. То есть нехарактерно оно тем, что, во‑первых, кто бы стал грабить бедную, плохо одетую женщину? Бомж или наркоман, то есть те, кто уже совершенно себя не помнит, им хоть сколько денег добыть и то довольно. А мой опыт показывает, что такие личности редко убивают. У старухи-то – выдернут сумку и убегут. Что она им могла сделать, когда дождь, темно, на улице никого нету? Нет, бывает, конечно, всякое, но тогда уж ножом полоснут, и то не до смерти – в руку там, например. Человек от вида собственной крови пугается и преследовать уже никого не в состоянии. Или по голове стукнут чем-нибудь. Это – характерно для деклассированного элемента. А тут металлическим шнуром от телефона задушили! Да не у всякого бомжа на такое и сил-то хватит!

Вполне разумно тетка рассуждает, не могла не согласиться я. Неглупая женщина, следователь Анна Николаевна Громова.

– И вот я вас спрашиваю, гражданка Воробьева, – неожиданно Громова перешла на официальный тон и сняла очки, – что вы мне можете еще сказать про тот, последний вечер перед убийством Плойкиной? О чем вы с ней говорили, не казалась ли она вам чем-то расстроенной, озабоченной и подавленной?

Интересное дело, да она всегда была озабочена, что бы спереть из кабинета, сердито подумала я. Глазками так и бегала, курица-пеструшка. Но если я сейчас стану рассказывать это Громовой, она же меня в покое не оставит. Начнет допытываться, что Луиза могла искать в кабинете Валентина Сергеевича, еще, чего доброго, и с обыском припрется. Откуда я знаю, как у них там полагается?

– Имейте в виду, отказ в содействии следствию преследуется по закону, – строго добавила Громова.

Напрасно она это сказала. Потому что я уже было начала колебаться, не рассказать ли ей кое-что. Но нет, ничего конкретного я пока рассказать не могу, так что буду помалкивать. Поэтому я скромно потупила очи и сказала, что Луизу Семеновну знала очень мало, поэтому не могла определить, подавлена ли она в данный момент или просто расстроена тем, что забыла зонтик.

Громова сверкнула очками, но молча подписала мне пропуск.

Опять возле парадной столкнулась я с белобрысым соседом. Он поздоровался и отвернулся, чтобы вызвать лифт, а я украдкой взглянула на часы. Семнадцать часов тридцать минут. В прошлый раз мы с Горацием встретили его примерно в это же время. Стало быть, у человека устойчивые привычки: утром в одно и то же время, на работу, вечером в одно и то же время – домой. И всегда один, как, впрочем, и я. Это наводит на размышления. Могу ли я предположить, что мужчина не женат? Думаю, что могу. Потому что женатый мужчина, увидев запачканный плащ, в первый момент все же вспоминает о жене, а не об американской чистке. Может, вам интересно узнать, зачем мне нужно интересоваться семейным положением человека, которого я совершенно не знаю и который мне даже не симпатичен? Отвечу откровенно: у меня появились на него свои планы.

Дело в том, что, пока я ехала в метро от следователя Громовой, я вспомнила, как утром издевался надо мной Евгений, и опять пришла в ярость. Мне захотелось избавиться от них от всех раз и навсегда. То есть навсегда, конечно, это слишком громко сказано, но отдохнуть от их опеки некоторое время мне просто необходимо. Если я буду скандалить, кричать, чтоб оставили в покое, и топать ногами, то они еще больше уверятся, что со мной не все в порядке, еще, чего доброго, психиатра пригласят или невропатолога. А вот если наоборот, я буду вести себя прилично, не ругаться, да еще начну следить за собой, это будет мне на руку. Да если еще рядом замаячит какой-нибудь приличный мужчина, то мужья уверятся, что со мной все в порядке, и отвяжутся наконец. Так было с Артемом, пока не появился Евгений. Так было с Евгением, пока не появился Олег. Они все чувствуют себя виноватыми, потому что разводились мы, как я уже говорила, без всякого скандала и дележа жилплощади. У Олега вообще я, что называется, нитки не взяла, только чемодан с одеждой и кое-какие книги. А Олег среди моих мужей самый совестливый, поэтому с него и надо начинать. Вот, например, приходит он ко мне и застает нас с соседом, мирно чаевничающих на кухне, по-семейному. Олег человек деликатный, он сразу поймет, что здесь лишний, и удалится. Опять-таки он уверится, что теперь обо мне есть кому заботиться. С Артемом такой номер не пройдет, Артем сразу же полезет знакомиться и пить водку. Но на Артема воздействуем с помощью Неонилы, уж столько-то она имеет на него влияния! А Евгения я просто спущу с лестницы. То есть не буквально, конечно, потому что в свое время, когда он увлекся восточной философией, он как-то незаметно изучил и восточные единоборства. Увлечение переросло в страсть, так что потом он просто уволился с основной работы, где трудился простым инженером, и теперь работает тренером по карате. Так что драться с ним чревато неприятностями, тогда я просто втопчу в грязь его идеалы, выскажусь нелицеприятно обо всех его индийских кумирах, и дело будет в шляпе.