Раздевайся, Семёнова! - Лючия фон Беренготт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не договорила – Валера вдруг снова схватил меня за локоть и развернул к себе – так резко, что выбил дыхание из моей груди.
– Слушай, я ведь могу и не так вежливо попросить… - прошипел он мне в лицо. – Я ведь тебе такое могу устроить – пожалеешь, что мама родила…
– Ты что, сдурел? – дернувшись, я тщетно попыталась освободиться. – Мозги на морозе отмерзли?
Но он не отпускал. Наоборот, взял меня другой рукой за грудки.
– Я Юлю люблю, поняла? И не позволю тебе из-за какой-то ерунды все мне порушить…
Сказать, что я испугалась – было ничего не сказать. Вот ведь как бывает – кажется, знаешь человека, а на деле он как зверь дикий… Убьет еще за свою «великую» любовь.
– Молодой человек, вы бы отпустили девушку, - спокойный голос донесся из-за спины схватившего меня парня. – Уж очень не хочется, чтобы такой прекрасный вечер закончился для вас в полиции… Ну, или в больнице – в зависимости от того, как вы себя поведете.
***
Ложкин даже подскочил от такого сюрприза.
– Чего?.. – обернулся и уставился на Знаменского, которого в лицо знала каждая собака в нашем почтенном заведении. – Оу… Я… это… мы… тут… в общем…
– Спасибо, парень, я оценил твой словарный запас… – усмехнулся Виктор Алексеевич и прищурился. – Ты с последнего курса, кажется? Реклама и маркетинг? Твое красноречие не пойдет тебе на пользу, смею заметить…
Явно собираясь нагрубить в ответ, Ложкин открыл было рот, но, видать, быстро сообразил, что ругаться с именитым преподавателем на последнем курсе не очень разумно. Отпустил меня и потопал прочь, бросив напоследок через плечо.
– Поговорим еще сегодня…
Подняв бровь, Знаменский проводил его насмешливым взглядом.
– Мелкий гаденыш… – резюмировал он и повернулся ко мне. – О каком таком «сегодня» говорил этот молодой питекантроп? И почему я вижу тебя с ним, а не у себя в машине?
Я поджала губы, чтобы не высказать все, что о нем думаю.
Знаменский нахмурился.
– Я решил спустить тебе твое самовольство, Семёнова, но, поверь, это стоило мне большей части моего терпения.
– Плевать мне на ваше терпение! – вырвалось у меня.
Ой, мамочки! Я чуть не зажала рот рукой. Вот уж что-что, а оскорблять его не входило в мои планы. Вежливо послать – да, но оскорблять? Я будто специально стремилась лишить себя последнего шанса на то, что сегодняшний вечер не закончится для меня плачевно.
Черт, как же все-таки больно смотреть на него и понимать, что я – лишь мимолетное увлечение...
Он же буравил меня взглядом так, будто пытался выжечь в моей голове дырку и пролезть в нее.
– И почему же тебе вдруг стало… плевать?
Я еле сдержала слезы, выдавливая из себя следующую фразу.
– Потому, что у вас на той… на той лесенке… – не смогла закончить и отвернулась.
Он шагнул ко мне и развернул меня за плечо – почти так же резко, как недавно Ложкин. Все они одинаковые – мелькнуло у меня в голове. Жаль, что я раньше этого не поняла.
– Что, Семёнова? Что у меня на лесенке?
– Текучка, вот что! – почти выкрикнула я, больше не пытаясь удерживать слезы.
Виктор Алексеевич уставился на меня так, словно, на лбу моем выросли рога.
– Я, признаться… думал, мы закрыли… этот вопрос.
– Ага… закрыли. – хлюпая носом, я вырвала у него плечо и снова отвернулась. – Только как так… получается, что не у одной меня остались пикантные воспоминания о той лесенке у вас в кабинете?
– Повтори, – в его голосе отчетливо послышались стальные нотки гнева.
Я повторила. А точнее, прерываясь на короткие, неконтролируемые всхлипы, рассказала ему все, что услышала от Даши – разумеется, не упоминая ее имя.
– Ясно, – коротко сказал, почесал переносицу, почему-то усмехнулся и скомандовал. – Идем со мной. Я покажу тебе кое-что.
Опешив, я уже сделала несколько шагов следом за ним, как вдруг вспомнила. Я ведь не к Знаменскому сегодня еду… как бы мне не хотелось. Я иду в ночной клуб. Меня ждут – злая, как черт, Юлька, и ее подлючий парень, который только что в лифте ущипнул меня за попу и домогался… А потом угрожал, чтоб молчала… Вот черт, какие печальные перспективы на вечер…
– Виктор Алексеевич, я… меня ждет подруга… мы договорились…
– Пошли сообщение. Пусть подождет пять минут, - не останавливаясь, бросил он и завернул за угол, оставив меня решать самой – идти за ним или остаться.
Я же не могла поверить своим ушам. Пять минут?! Это что ж такое он задумал, на что хватит пяти минут?
– Виктор Алексеич… - сорвавшись с места, я бросилась за ним. – Но я думала…
– Индюк тоже думал, - оборвал он меня и добавил, уже тише. – Как, впрочем, и я. Но ты снова поверила каким-то ревнивым идиотками, и совершенно испортила мне настроение.
– А во что я должна была поверить?! Откуда эта дрянь знает про лестницу? – я чувствовала, что у меня начинается истерика, и изо всех сил пыталась понять – почему? Какое мне дело до его шашней с другими студентками?!
Знаменский остановился и медленно повернулся ко мне, и я отчетливо увидела, как его брови ползут на лоб, а лицо все больше озаряется каким-то шальным весельем.
– Я не понял, Семёнова, ты что – ревнуешь меня?
– Я?! Вас?! Бред какой! – я попыталась издевательски фыркнуть, но вместо этого издала странный, хлюпающий звук – ртом и носом одновременно. Тут же оказалось, что сопли гораздо ближе к ноздрям, чем можно было предположить.
– Салфеточку? – осведомился Виктор Алексеевич.
Я униженно кивнула, закрывая нос рукой – однозначно необходимо было высморкаться.
– Тогда тем более, за мной.
Почти бегом (что на каблуках всегда очень непросто) я поспешила за ним – к его машине, как стало понятно секундой позже, припаркованной у тротуара чуть поодаль, наискосок от входа в общежитие.
Телефон уже разрывался от Юлькиных звонков, но я не спешила отвечать. Что я ей скажу? Что вдруг передумала тусоваться, после того, как мы целый день готовились к вылазке? Что ее парень пристал ко мне, как только понял, что от подружаки ему сегодня не перепадет?
В общем, и в самом деле, подождет пару минут, ничего с ней не случится.
Открыв передо мной дверцу большого черного внедорожника – марку я не рассмотрела – Виктор Алексеевич подсадил меня внутрь. Обошел машину с другой стороны и сел сам.
– Я дам тебе один последний шанс принять правильное решение, Семёнова, – сказал, сидя вполоборота ко мне, ничуть не смущаясь чередой моих громких сморканий в предложенную салфетку. – Если примешь неправильное, можешь ехать на все четыре стороны, но уверяю, следующий мой шаг тебе не понравится.