Королевский гамбит - Джон Мэддокс Робертс

— У нас в роду все мужчины откликаются на зов долга перед государством и обществом, — ответила Клавдия.

— Это мы еще поглядим, — задумчиво произнес я. — Года два на Востоке, и Публий как раз достигнет того возраста и опыта, когда можно будет претендовать на должность квестора. Разве не так?

— Нет. Он хочет стать народным трибуном, — возразила она.

Известие повергло меня в ужас, хотя ничего удивительного в этом не было.

— Что ж, выходит, он станет Клодием? — осведомился я.

— Именно так. А поскольку мы с братом во всем заодно, то я, в свою очередь, стану Клодией.

— Клавдия, умоляю тебя, одумайся, — только и мог проговорить я. — Прежде чем сделать этот шаг, надо все хорошенько взвесить.

Тигран в полном замешательстве смотрел то на меня, то на нее. В это время к Клавдии подбежал раб и сообщил о прибытии важного гостя. Повернувшись ко мне, она сказала:

— Деций, царевич весьма озадачен нашим с тобой разговором. Не мог бы ты рассказать ему о наших древних обычаях, пока я буду выполнять долг гостеприимной хозяйки?

— Признаюсь, что не совсем понял, что ты хотел сказать, — сказал он, едва девушка оставила нас с ним наедине. — Я имею в виду Публия.

Эта тема могла привести в замешательство не только иноземцев, но даже римлян. Тем не менее я попытался по мере возможности пролить на нее свет.

— Полагаю, тебе известно, чем отличаются патриции от плебеев?

Он кивнул, сказав:

— Раньше я думал, что патриции — это представители благородного сословия, а плебеи — простолюдины. Но потом понял, что это не совсем так.

— Да. Патриции — это древнейшие семьи. И у них до сих пор сохранились некоторые привилегии, в основном касающиеся ритуальных обязанностей и тому подобного. Когда-то им принадлежали все высшие должности в государстве, но потом все изменилось.

Вошли рабы с подносами сушеных фруктов, и мы ненадолго прервали наш разговор.

— Много лет тому назад было несколько гражданских войн, в которых плебеи боролись за свои права. Но дело даже не в этом, а в том, что патрицианские семьи постепенно вырождались, и плебейские волей-неволей брали на себя их обязанности. Таким образом образовалась так называемая плебейская знать. Среди нее есть семьи, предки которых были консулами. Ты все понимаешь, что я говорю?

— Пожалуй, да, — ответил царевич без особой уверенности в голосе.

— Возьмем, к примеру, мой род. Среди Цецилиев Метеллов было много консулов. Большинство сенаторов в наши дни являются выходцами из плебейских семей. Патрицианских фамилий осталось совсем немного. — Я огляделся. — Среди сегодняшних гостей это Гай Юлий, а также Сергий Катилина. А вот избранные в этом году консулы, Красс и Помпей, — плебеи. Цицерон вообще не римлянин, но рано или поздно он, скорей всего, станет консулом. Теперь понятно?

— Думаю, да, — ответил он, откусывая засахаренную фигу.

— Это хорошо. Потому что дальше будет сложнее. Хозяева сегодняшнего вечера принадлежат к очень древнему роду Клавдиев. Этот род весьма необычный, потому что имеет две ветви: патрицианскую и плебейскую. Первую стало принято называть Клавдиями, а вторую — Клодиями. Некоторые представители этой семьи из различных политических соображений предпочли перейти из статуса патрициев в статус плебеев. Для этого им пришлось породниться с плебейским родом и изменить произношение своей фамилии.

— Но зачем кому-то могло понадобиться из патриция превратиться в плебея? — удивился Тигран.

— Хороший вопрос, — признал я. — Отчасти для того, чтобы завоевать любовь толпы. В основном плебейской. А отчасти — ради получения должности трибуна. По закону им может стать только плебей. Военные трибуны — низший офицерский чин. Они назначаются Сенатом. Из-за своей неопытности и нерасторопности они становятся постоянной головной болью крупных военачальников. — Будучи в свое время одним из них, я мог со всей ответственностью рассуждать на эту тему. — Народные же трибуны выбираются плебсом. Они были наделены значительными полномочиями, в том числе правом налагать вето на решения Сената.

— Ты сказал «были»? — переспросил Тигран, с поразительной точностью схватывая суть латинской временной формы.

— Ну да. — Я ответил не сразу, потому что был немного озадачен. — По конституции Суллы, которая остается в силе до сих пор, трибуны лишились большинства своих былых полномочий.

Вряд ли необходимо добавлять, что Сулла был патрицием.

— Тем не менее Клавдий хочет стать народным трибуном, — не унимался Тигран. — И это сложно?

— Ну как бы это тебе объяснить… Прежде всего ему понадобится покровитель-плебей. Впрочем, в этом у него не будет особых затруднений, учитывая его многочисленных родственников из фамилии Клодиев. Потом законопроект нужно будет провести через Сенат, который отнюдь не приветствует подобных нарушений сословных границ. Поэтому могут возникнуть некоторые сложности.

— Признаться, я весьма поражен количеством правящих у вас людей. У меня на родине что прикажет сделать великий правитель, то и делается.

— Зато мы многого достигли благодаря нашей системе правления, — не без гордости возразил ему я.

В этот миг в комнату вошел новый гость. Это был не кто иной, как патрон моего отца Квинт Гортензий Гортал. Казалось, воздух сгустился от всеобщего напряжения. Дело в том, что Гортал выступал в суде защитником Верреса, против которого Цицерон с потрясающим успехом произнес свою обвинительную речь. Однако опасения наши были напрасны: оба противника, будто следуя неписаному правилу служителей закона, проявили по отношению друг к другу должную сдержанность.

Теперь я позволю себе перейти к тому, что послужило истинной причиной собрания гостей. На самом деле я понял почти сразу, что скрывается за этой необычной вечерней встречей, едва увидел приглашенных всех вместе. Не такая уж разношерстная была здесь компания, как могло это показаться на первый взгляд. Эту пеструю публику объединяло то, что все они были сторонниками Помпея. Не пройдет и месяца, как Помпей и Красс покинут консульские кресла и займут должности проконсулов. А одним из консулов в следующем году, вне всякого сомнения, должен стать Квинт Гортензий Гортал.

Ныне же, хотя Красс с Помпеем формально имели равные полномочия, генерал Помпей по своему влиянию в десять крат превосходил коллегу. Все знали, что Помпей рвется возглавить восточные полки, которыми в то время командовал Лукулл. Присоединение к Риму восточных государств могло стать венцом ослепительной военной карьеры Помпея. Однако загвоздка была в том, что к той же цели, судя по всему, стремился и Лукулл. Причем намеревался достичь ее прежде, чем Помпей успеет занять его место.

Пожалуй, мне следует сказать несколько слов о Лукулле. Это был воистину замечательный человек, репутация которого последнее время несколько пострадала из-за того, что он не принадлежал к знаменитому семейству, которое всем нам хорошо известно. Теперь его вспоминают в основном как покровителя искусств, а также в связи с его поздними работами, посвященными природе добродетельной жизни. Но в те дни Лукулл по праву считался выдающимся военачальником. Он был одним из немногих поистине доблестных римлян, которых мне довелось знать. Талантливый полководец и политик, покровитель искусств, беспощадный в бою и великодушный в час победы. Чтобы вы не сочли меня льстецом, скажу, что меня с этим человеком совершенно ничто не связывало. Я никогда ничем не был ему обязан, поэтому смею вас заверить, что говорю от чистого сердца. В отличие от других полководцев, которые покупали любовь солдат, многое им позволяя, особенно после битвы, Лукулл всегда поддерживал в войсках жесткую дисциплину, вследствие чего не пользовался расположением подчиненных, особенно когда поход выдавался трудным.