Шарада - Сандра Браун

– И что из этого?

– А то, что ты можешь оказаться женатым на женщине, которая будет вынуждена проводить немалую часть своей жизни, да и твоей тоже, в палате для сердечников.

– У тебя не было ни одного случая отторжения тканей. – Он поднял вверх указательный палец. – Ни одного, Кэт.

– Но нет никакой гарантии, что это не случится впредь. Некоторые реципиенты живут с новыми сердцами по много лет, а затем вдруг – бац! Без всякой причины начинается отторжение.

– А некоторые умирают по причинам, абсолютно не связанным с их сердцем. В сущности, у тебя есть шанс – один на миллион – умереть от удара молнии.

– Я серьезно.

– И я. – Его голос смягчился. – Кэт, многие люди с пересаженным сердцем прожили по двадцать и более лет без каких-либо намеков на отторжение. Эти пациенты получили сердца, когда операция еще была экспериментальной. С тех пор наука шагнула далеко вперед. У тебя есть отличная возможность прожить больше отпущенного тебе срока.

– И каждый день этой так называемой «нормальной» жизни ты будешь снимать мои основные показания. Он был в явном замешательстве.

– Сначала я была твоей пациенткой, Дин, и лишь затем стала твоим другом и любовницей. Я думаю, ты всегда будешь смотреть на меня как на пациентку.

– Это не так, – твердо заявил он.

Но Кэт знала, что не ошиблась. Дин окутывал ее заботой, не давая забыть, что когда-то она была очень слабой. Он до сих пор обращался с ней крайне осторожно, даже в постели, когда они занимались любовью. Его сдержанность действовала на нервы и раздражала ее, она, скорее, чувствовала себя обманутой, чем любимой, и это значительно уменьшало ее пыл.

Оберегая его чувство, Кэт молча переносила обиду и разочарование, страстно желая, чтобы с ней обращались как с женщиной, а не как с пациенткой с пересаженным сердцем. Однако, зная Дина, она сомневалась, что это когда-нибудь случится.

В то же время она знала, что такая реакция на его докучливую заботу всего лишь следствие, – настоящей же причиной было то, что она его не любила. Во всяком случае, не так, как любят, когда хотят выйти замуж за любимого человека. Все было бы намного проще, будь она в него влюблена. Иногда ей было ужасно жаль, что это не так.

Кэт всегда старалась щадить его, но теперь почувствовала, что следует высказаться более откровенно и прямо.

– Я не хочу выходить за тебя замуж, Дин. Ты мне очень дорог. Если бы не ты, я бы никогда не выкарабкалась. – Нежно улыбнувшись ему, она добавила:

– Но я не влюблена в тебя по уши.

– Я понимаю и не жду ничего иного. Такое годится лишь для подростков. Мы уже вышли из возраста глупой романтики. И в то же время нас многое связывает друг с другом.

– Связывает, – повторила она. – Это меня тоже мало устраивает. Я перестала быть чьей-то с восьмилетнего возраста, когда… умерли мои родители.

– Тем больше оснований, чтобы я заботился о тебе.

– Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Я просто хочу быть Кэт. Новой Кэт. Здоровой, сильной Кэт. С тех пор, как мне пересадили сердце, я каждый день открываю в себе что-то новое. Я все еще знакомлюсь с этой женщиной, которая может подниматься по лестнице, а не на лифте. Которая моет голову шампунем за три минуты, хотя раньше ей на это требовалось полчаса. – Она прижала руки к груди, где сильно билось ее сердце. – Дин, время для меня стало иметь новое измерение. Оно бесценно. Я стремлюсь как можно больше времени проводить наедине с собой. Пока я до конца не узнаю эту новую Кэт Дэлани, я не хочу ее ни с кем делить.

– Понятно, – сухо произнес он, в его голосе слышалась скорее обида, нежели безнадежность. Кэт засмеялась.

– Перестань дуться. Все равно я тебе не поверю. Если мы не поженимся, ты не останешься безутешным. Во мне ты больше всего любишь мою известность. Тебе нравится, когда на нас обращают внимание, нравится посещать голливудские премьеры или появляться в «Спаго» в сопровождении телезвезды. – Она изобразила позу старлетки: одна рука на бедре, другая закинута за голову.

Дин сконфуженно засмеялся, как бы подтверждая ее правоту. Но она продолжала:

– Признайся, Дин, если бы я работала продавщицей в супермаркете, стал бы ты настаивать, чтобы мы поженились? Она попала в самую точку, и они оба это знали.

– Ты суровая женщина, Кэт Дэлани.

– Я говорю правду.

Если бы Дин любил ее иначе, она давно прекратила бы их отношения, чтобы не причинять ему лишнюю боль. А так он сам признавал, что любит ее ровно настолько, насколько вообще способен любить.

Он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Я все-таки люблю тебя, Кэт, хоть и по-своему, и все равно хочу жениться на тебе, но до поры до времени я оставлю тебя в покое. Идет?

Они опять ничего не решили, но, по крайней мере, она обеспечила себе еще одну передышку.

– Идет.

– Ну, вот и хорошо. – Дин плотнее притянул ее к себе. – Пошли спать?

– Я хотела бы сперва немного поплавать.

– Пойти с тобой?

Он не особенно любил плавать, несмотря на то что около дома был роскошный бассейн, окруженный такими буйными зарослями, что ему позавидовала бы и тропическая лагуна.

– Нет, ты лучше иди наверх, я скоро буду. Он поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Кэт вышла через двери террасы и пошла по дорожке, выложенной из каменных плит, через безупречно ухоженный сад к бассейну. Без всякого смущения она расстегнула платье и сняла его, затем стянула с себя чулки и белье и обнаженная опустилась в восхитительно прохладную воду. Вода освежила ее. Ах, если бы она еще могла смыть эту мучительную неудовлетворенность, которая не давала ей покоя вот уже несколько месяцев и касалась не только Дина, но и всей ее теперешней жизни.

Кэт проплыла три круга, затем перевернулась на спину, чтобы отдохнуть. Ей все еще не верилось, что она может плавать, не ловя ртом воздух и не боясь, что сердце внезапно перестанет биться. Полтора года назад она ни за что не поверила бы, что способна на такой подвиг. Тогда она была готова к смерти. И она умерла бы, если бы раньше ее не умер кто-то другой.

Эта мысль никогда надолго не покидала ее, но, когда бы она ни пришла ей в голову, это было равносильно встряске. Вот и теперь она заставила ее выйти из бассейна. Дрожа от волнения, Кэт на цыпочках прошла в пляжную кабину и завернулась в купальное полотенце.

Но мысль не покидала ее. Чья-то смерть обернулась для нее даром жизни.

Еще раньше Кэт категорически заявила Дину и всей трансплантационной бригаде, что ничего не желает знать о своем доноре.

Кэт редко позволяла себе думать об этом неизвестном ей человеке как о личности, о его семье, принесшей огромную жертву ради того, чтобы она могла жить. А когда она позволяла себе о нем думать, ее безотчетное недовольство представлялось ей состоящим из непомерного эгоизма и жалости к себе. Одна жизнь была оборвана, ей же подарили вторую.