Начало - Алексей Калугин

Голос ее звучал все так же негромко, спокойно и ровно. Как будто она была уверена, что молчанию Камохина есть какое-то очень простое, безболезненное объяснение.

– Мы уйдем утром, – сказал, не глядя на женщину, Камохин. – Но вы с нами не пойдете. Вы останетесь здесь. Проблема в том, что у нас сломался вертолет, и нам придется пешком выбираться из зоны.

– Мы пойдем вместе с вами…

– Нет. Вы останетесь. Как только мы выберемся из зоны, мы отправим за вами спасательный отряд. Вам нужно всего лишь подождать. Совсем немного. Сутки. Максимум – двое. У вас здесь есть все необходимое – еда, вода, топливо…

– Вы не знаете, что это такое – сидеть и ждать неизвестно чего?

– Я прекрасно вас понимаю…

– Нет. Я сама себя не понимаю. Порой мне кажется, что я сошла с ума. И все, что происходит вокруг, это только мой бред… Может быть, и вас на самом деле не существует? Так чего же нам тогда ждать?

– Мы существуем. И мы непременно пришлем за вами спасателей. Поверьте мне, Светлана, это правильное решение.

– Мы не можем оставить их здесь! – решительно заявил Осипов. – Что, если температура упадет еще ниже?

– С чего бы ей вдруг упасть?

– Не знаю. Это аномалия. Здесь может случиться все, что угодно. То, что эти люди до сих пор живы, уже чудо. Но мы не можем постоянно полагаться на чудеса.

– Док-Вик, я принял решение. Не стоит пытаться меня переубедить.

– Мы договаривались, что будем принимать решения вместе, – напомнил Орсон.

– Не в ситуации, когда речь идет о жизни и смерти. Орсон улыбнулся с победным видом.

– Так, значит, ты признаешь, что опасность существует?

– Опасность существует всегда и везде. Ты можешь спокойно идти по улице, как вдруг тебе на голову упадет вывалившийся из самолета унитаз.

– Речь сейчас не об унитазах…

– Так, товарищи ученые, хотите поговорить – давайте выйдем.

Сказав это, Камохин первым поднялся и, отведя в сторону портьеру, вышел в торговый зал.

По сравнению с отгороженным углом здесь было заметно холоднее. Зато дышалось здесь легче. Камохин включил фонарик и провел лучиком по полкам стеллажа, заполненного бытовой химией.

Следом за ним из шатра вышли Орсон и Осипов. Брейгель остался с женщиной и детьми. У фламандца, видимо, не было вопросов, ответы на которые он хотел бы получить немедленно.

– Так, говорим тихо, спокойно, без эмоций. – Камохин положил включенный фонарик на прилавок так, чтобы он освещал всех присутствующих, но при этом не слепил глаза. – Не нужно понапрасну беспокоить хозяев. Им и без того несладко пришлось.

– Вот именно, – кивнул многозначительно Орсон. – Посмотри сам, Игорь, женщина на пределе. А дети вообще сидят в углу, завернувшись в свои покрывала, и даже не разговаривают.

– Светлана сказала, что ей кажется, будто они сидят здесь уже десять дней, в то время как прошло всего четыре, – продолжил Осипов. – Для нее каждый день, прожитый в этом магазине, в темноте и холоде, длиннее предыдущего. Сколько она еще сможет ждать?

– Все? – немного выждав, спросил Камохин.

– Нужны еще аргументы, чтобы заставить тебя проявить сострадание?

– Там, в этом шатре, омерзительно. Там… Там воняет!

– Я все понял. Теперь послушайте меня. Мы – не спасательный отряд. Наша первоочередная задача – самим выбраться из зоны живыми. И, если нам это удастся, будет очень здорово. Сейчас наши шансы остаться живыми весьма велики. Я бы оценил их, как девяносто из ста. Десять процентов списываем на непредвиденные факторы. Такие, например, как встреча с мародерами. Или, как сказал Док-Вик, внезапное резкое падение температуры. Если мы возьмем с собой женщину и детей, наши шансы уцелеть начнут стремительно уменьшаться. У них нет ни одежды, ни обуви, ни снаряжения, без которых выжить на морозе невозможно. В своих самодельных балахонах они замерзнут прежде, чем мы выйдем за пределы зоны. А прежде чем замерзнуть, они здорово замедлят наше движение. Я отвечаю за группу. И я принял решение. Мы оставим их здесь. А когда вернемся в ЦИК, сообщим о них в службу спасения.

– Ты уверен, что спасатели полезут в замерзший город, чтобы вытащить оттуда женщину с двумя детьми? – спросил Орсон.

– Нет, не уверен, – честно признался Камохин. – Служба спасения разваливается, как все государственные структуры. Работы у них выше крыши, а финансирование никакое. Я даже сомневаюсь в том, что у них есть такая же, как у нас, спецодежда для работы на сильном морозе и техника, способная доставить их сюда.

– А команда из ЦИКа, которая будет отправлена за нашим оборудованием? Разве они не смогут забрать трех человек?

– Это уже не я буду решать, – покачал головой Камохин.

– Политика ЦИКа не включает проведение спасательных операций в аномальных зонах, – напомнил Орсон. – Ты сам говорил это возле вертолета.

– Верно, – коротко кивнул стрелок.

– Значит, женщине и детям не на что рассчитывать?

На это Камохин ничего не ответил.

– Выходит, мы просто бросим их здесь умирать?

Камохин снова промолчал.

– Так нельзя, – покачал головой Осипов. – Должен быть какой-то выход.

– Я его не вижу.

– Мы можем найти и принести им хорошую, теплую одежду.

– Такой одежды, как у нас, мы не найдем, даже если перероем весь город.

Осипов почувствовал, что его начинает пробирать озноб, и плотнее запахнул парку. Холод и темнота – что могло быть страшнее и безнадежнее? Как долго это можно выносить?

– Я останусь здесь, – сказал Осипов. – Тогда ЦИКу придется прислать за нами спасателей.

– Не говори ерунду, Док-Вик, – недовольно скривился Камохин. – Не такая уж ты важная шишка. Если бы ты позарез был нужен в Центре, тебя не пустили бы в квест.

– Я сам об этом попросил. Мне нужно было увидеть разлом собственными глазами.

– И что? Теперь ты знаешь, как спасти Землю?

И тут Осипова осенило.

– У меня будет пакаль! За пакалем-то Кирсанов непременно кого-нибудь пришлет!

– У тебя не будет пакаля, Док-Вик, – грустно посмотрел на ученого стрелок. – Не будет, потому что я тебе его не дам. И тебя самого здесь не оставлю. Мы вернемся в ЦИК все вместе. С пакалем. И это не обсуждается.

– Я был о тебе лучшего мнения, – прищурился, глядя на Камохина, Осипов.

– Ты не поверишь, Док-Вик, но я тоже был о себе лучшего мнения. До тех пор, пока не понял, какая я на самом деле скотина. А знаешь, почему я такой? Потому что иначе нам не выжить. Если бы решение принимал ты, – Камохин ткнул Осипова пальцем в грудь, – добрый, сердечный и справедливый, мы бы не выбрались из зоны живыми. Понятно?