Лента Мёбиуса - Франк Тилье

– А ты полицейский?

Вик не задумываясь ответил:

– Пока не знаю.

– Это хорошо. Для блатного ты хоть умника из себя не корчишь. Не то что некоторые.

– Никакой я не блатной.

Мортье о чем-то задумался, потом сказал:

– Слушай, V8, я все думаю о том изуродованном пупсе, что валялся возле кровати.

Вик громко, не таясь, с шипением втянул в себя воздух: это прозвище выводило его из себя.

– И что?

– У него ведь была отрублена рука. Как думаешь, почему?

– Я весь вечер об этом думал. Это должно быть как-то связано с поклонниками. Наш убийца нарочно изуродовал пупса. А это означает, что он был осведомлен о фантазмах Леруа. Может, это кто-нибудь из пользователей Интернета, с кем она входила в контакт…

– Или один из миллионов парней, с которыми она трахалась с самого рождения. Можно брать всех без разбора.

– Не так уж и без разбора, если мы имеем дело с ампутантом.

Мортье покачал головой:

– Судя по тому, что он с ней сделал, вряд ли он инвалид.

– В наши дни делают хорошие протезы. На шарнирах, ну и все такое… Некоторые легкоатлеты бегают на протезах стометровку быстрее, чем вы пробежите пятьдесят.

– А ты не так-то легко сдаешься, а?

Вик почувствовал, как в нем зашевелилась гордость. Нет, не напрасно он сюда приехал и хорошо, что встретил майора, даже если назавтра его сочтут жополизом.

– Это как в шахматах. Сдаваться никогда нельзя.

– Ну, это вряд ли тебе поможет скорее стать хорошим сыщиком.

Мортье чуть прищурился:

– Ты объехал все ортопедические магазины и больницы, находящиеся поблизости?

– К сожалению, время не растягивается. Я займусь этим завтра.

– Ладно, завтра так завтра.

Вик вытащил из кармана леденец, развернул прозрачную обертку и отправил конфету в рот.

– Но это не объясняет, зачем туда положили еще семнадцать кукол, – продолжил он. – И почему их разложили именно так, как они лежали? Что за мизансцена? Матери бросаются защищать своих детей, словно им угрожает гнев Господень.

Мортье разглядывал фантик. Вик порылся в кармане и вытащил спичечный коробок, который сразу же сунул обратно, и целую пригоршню конфет.

– Хотите? Это Ван мне насыпал. Они с перцем. Здорово дерет! Он их называет «дыхание дракона».

Лицо Мортье озарилось улыбкой.

– Никогда не слышал. Должно быть, это большая редкость. А откуда они?

– Из супермаркета.

Вик прокашлялся.

– Скажите… я только что в отделении обнаружил у себя в ящике стола одну странную штуку.

– Презерватив, что ли?

– Намокший рулон пипифакса. Как вы думаете, чьих это рук дело?

– Спроси у Вана.

– Ван? Ну а если не он, тогда кто?

– Ты, должно быть, единственный не знаешь, кто это. Слабовато для следователя.

– Может, Жоффруа?

Майор направился к Институту судебной медицины, оставив Вика там, где тот стоял. Потом обернулся:

– Ну так ты идешь или будешь дожидаться, пока все мертвецы разбегутся?

Вик потихоньку выплюнул забористую конфетку и пошел следом за ним.

– У тебя есть жена? – спросил Мортье, которому конфетка очень понравилась, судя по тому, как резво он ее гонял во рту.

Вик улыбнулся, потом ответил:

– Есть. Селина. Мы ждем ребенка. Определенно будет девочка.

– Ну да, ну да, это хорошо.

Мортье вздохнул и прибавил:

– Малышка, может быть, позволит твоей семье не развалиться.

Того, кто рискнет войти в прозекторский зал, больше всего шокирует открывающийся с порога прямой, откровенный вид распростертого тела под яркой, не дающей тени хирургической лампой. И разрезанное, выпотрошенное человеческое тело производит впечатление некоей окровавленной ложбины, где после перенесенных потрясений плоть – уже и не плоть вовсе, а просто органическая руина.

Под маской Вик старался сохранять самообладание. Он не знал, то ли подойти, то ли отступить… Справа он заметил офицера криминальной полиции, который сидел за дверцей с окошечком. Оттуда он боязливо протягивал руку за очередной порцией материала для экспертизы. Самого вскрытия он не видел и сидел в укрытии для тех, кто не выносит подобных зрелищ.

– Ну что? – шепнул Мортье. – Похоже на помещение из видео?

Вик помедлил с ответом. Запах кишечных газов и прочие ароматы, носившиеся по залу, начали заползать под маску.

– Не знаю. Думаю, все прозекторские залы похожи один на другой.

– Новичок? – спросила Демектен.

Ее белый пластиковый передник окрашивали длинные кровавые потеки, плечи были обсыпаны костной пылью. Выглядела она лет на сорок, черты лица резкие и суровые.

Молодой лейтенант кивнул.

– Вы неудачно выбрали время. Мы уже почти закончили, смотреть не на что.

– У него просто мания, – бросил Мортье, – появляться, когда остальные уже домой собираются.

Вик не услышал. Его взгляд был прикован к стальному баку, стоявшему рядом с отобранными для экспертизы материалами. Из него торчали длинные окровавленные иглы.

– Ровно сто одна игла, – уточнила прозекторша. – И были глубоко введены по большей части в мышцы или в нервы. Должно быть, это причиняло сильнейшую боль.

Она покосилась на Мортье, и тот одобрительно кивнул.

– Подходите, лейтенант, – сказала Жизель Демектен. – Вы в порядке? Обычно я ввожу новичков в курс дела, если что… Но вас мы действительно не ждали.

Вик глубоко вдохнул и постарался представить себе кусочек еды. Надо было точно, в деталях, представить кусок холодного жареного мяса. Обонятельные рецепторы носа насытились, и он почти перестал чувствовать вонь. Теперь надо было подойти к огромному застывшему ломтю мяса.

Ему вдруг во всей красе открылась вся эта еще сочащаяся кровью красная глыба, из которой вынули главные органы. Он быстро подумал о говяжьем филе, об отбивной с косточкой. Но потом, когда желчь начала медленно подбираться к горлу, образы тоже становились все хуже. Почки. Потроха. Мозги.

– Вам рассказать подробно или вкратце? – поинтересовалась Демектен.

Вик сделал три крошечных шажка назад и обернулся. Метра два. Отступить всего на два метра, чтобы удрать отсюда и умчаться к Селине. Это нездоровое место, это растерзание плоти вызывало в нем отвращение.