Внимательный мозг. Научный взгляд на медитацию - Дэниел Сигел

Если функции отделены друг от друга, то мозг может объединить их, что позволяет выполнять более сложные и адаптивные функции. Так работает нейронная интеграция. Таким способом сложные системы мозга и сознания становятся более гибкими, создавая новые комбинации функций. Обладая физически и функционально разделенными правым и левым полушариями, мы получим возможность создавать более адаптивные функции, если объединим и интегрируем раздельные функции каждого из полушарий. Так, я полагаю, что творчество рождается не в каком-то одном полушарии, а в результате интеграции их функций.

Как мы увидим в дальнейшем, левое полушарие может брать на себя роль «рассказчика», лингвистически артикулируя текущую историю жизни человека. Однако «содержание» нашей автобиографической памяти находится в хранилищах правого полушария, и, таким образом, цельное словесное описание этого содержания зависит от кооперации и интеграции обоих полушарий. Интеграция правого и левого полушарий помогает нам придать смысл нашему существованию (подробнее об этом – в приложении, в обсуждении латеральности полушарий).

Осознавание всей тотальности ощущений собственного тела может потребовать связи интегрированной в правое полушарие целостной карты тела с активированной латеральной префронтальной корой. В ходе внимательного осознавания мы часто фокусируемся на различных аспектах наших телесных функций. Этот процесс требует участия не только интероцепции с подключением островка и срединной префронтальной коры, но и привлечения всей карты тела, представленной в правом полушарии. Если в процессе выполнения практики внимательности наш ум заполнен словесным рассказом левого полушария, то это означает, что имеет место мощная нейрональная конкуренция между правым полушарием (ощущение тела) и левым (облеченные в слова мысли) за ограниченные ресурсы фокуса внимания, имеющиеся в этот момент. Произведение в процессе внимательного осознавания сдвига к фокусировке внимания на теле приводит к функциональному смещению его от лингвистически оформленных концептуальных фактов к невербальному воображению и соматическим ощущениям, опосредуемым правым полушарием. Подтверждение мы находим в работе Лазар, обнаружившей увеличение объема срединной префронтальной коры и коры островка в правом полушарии.

Но если внутреннее повествование (пусть даже бессловесное, в форме свидетельствующего сознавания, или внутреннего наблюдателя) действительно функция левого полушария, то мы должны в этой ситуации наблюдать активацию левой префронтальной коры (отвечающей за организующее внимание с активным повествовательным наблюдением), а также активацию правой префронтальной области (невербальная рефлексия и метасознавание, опосредуемые медиальной префронтальной корой) и активацию правого островка – представительства внутренних органов. Эти факты помогут нам понять и синтетически объединить данные о левостороннем сдвиге и исследовательской реакции, отмеченной Дэвидсоном и его коллегами, с данными Лазар об активации префронтальной коры и островка справа. Эти рассуждения требуют эмпирического, опытного подтверждения, которое позволит их верифицировать. Однако это пример того, как мы можем, опираясь на современные знания о работе мозга (латерализация функций), задавать доступные проверке вопросы о наблюдаемых явлениях (внимательное осознавание) и общих принципах (интеграция нейронной активности и ощущение благополучия), чтобы углубить понимание субъективной и объективной (нейрональной) жизни.

Во всех случаях, когда в этой книге употребляется слово мозг, речь идет о мозге как о составной части человеческого организма. Так мы избегаем двусмысленности, когда говорим о взаимоотношениях мозга и сознания. Поскольку само по себе сознание можно рассматривать как нечто воплощенное и одновременно погруженное в отношения с другими, то мозг на самом деле надо считать социальным органом тела: наше сознание контактирует с чужим сознанием с помощью нейрональных систем и взаимосвязей, которые подобны антеннам, настроенным на улавливание чужих сигналов.

Для того чтобы исследовать соотношение сознания (потока энергии и информации) и мозга (совокупности нейрональных связей и сложной картины нейронных импульсов), нам надо проявить известную осторожность в отношении предвзятых идей, которые могут ограничить наше понимание и заставить нас мыслить предубежденно. Нам нужно сохранять когнитивную внимательность в отношении познания нового: быть открытыми для различных контекстов, усваивать новые пути восприятия, тонко различать даже сходные идеи и создавать новые категории мышления в процессе нашего осознавания концепций, происходящего в настоящем мгновении. Здесь мы видим, что идея о когнитивном аспекте внимательного осознавания может помочь нам научиться правильно мыслить и обучаться даже рефлексивной внимательности.

Временные и пространственные характеристики активации нейронов проявляют корреляцию с временными и пространственными характеристиками психической деятельности. Если человек рассматривает фотографию, активность его мозга можно зафиксировать с помощью магнитно-резонансного сканнера. Мы увидим активацию в задней части головного мозга (обычно повышение активности приводит к усилению кровотока в соответствующей области, что можно зафиксировать на фМРТ; кроме того, усиливается электрическая активность в данной области, что можно зарегистрировать на ЭЭГ). Самое верное, что мы сможем в этом случае сказать, – это то, что повышенная активность в затылочной доле проявляет положительную корреляцию со зрительно-пространственным восприятием.

Но почему бы просто не сказать, что нейронная активность порождает зрительное восприятие? Если мы выскажем такое утверждение о причинно-следственной связи, то согласимся с ошибочной идеей о том, что только мозг творит сознание. Если же мы проявим когнитивную внимательность, то вынуждены будем признать другую истину – это видение фотографии вызывает вспышку электрической активности мозга. Это оружие обоюдоострое: сознание может использовать мозг для того, чтобы творить само себя.

Без когнитивной внимательности мы упустим это взаимное, реципрокное влияние. Например, исследуя природу нашей эволюции как биологического вида, мы находим, что за последние 40 тысяч лет наш вид претерпел изменения в процессе культурной эволюции. Культура – это способ распространения смыслов среди индивидов и в череде поколений группами людей. То, как этот поток энергии и информации изменяет свой рисунок-паттерн с течением времени, как раз и входит в понятие культурной эволюции. Реальность того, как происходило изменение нашего вида, включает в себя не генетически обусловленную эволюцию мозга, а ментальную эволюцию – то, как мы коллективным образом передавали энергию и информацию из поколения в поколение. Это эволюция разума и сознания, а не мозга. Одно из мнений ученых по этому поводу заключается в том, что сознание (поток энергии и информации), для того чтобы существовать, должно использовать активность мозга. В этом смысле можно сказать, что сознание творит само себя с помощью мозга.

Такая перспектива полностью согласуется с научным взглядом на то, как сознание и мозг соотносятся друг с другом. Нет нужды пытаться упростить проблему и свести одну из этих реальностей к другой. Сознание не является «всего лишь» активностью мозга. Поток энергии и информации имеет место как в мозге и организме, так и в отношениях с другими людьми, циркулируя между ними. Для того чтобы визуализировать этот поток, мы можем сказать, что сознание оседлало импульсы нейронов и едет на них верхом; при этом мы должны понимать, что эта езда коррелирует с двусторонними причинно-следственными влияниями. Такие термины, как механизмы или опосредованный нейронами, употребляемые в этой книге, не означают однонаправленную причинность. События в нейронах «проявляют корреляцию» или «сочетаются» с ментальной, или психической, деятельностью, и оба этих феномена взаимно влияют друг на друга.