Песчаный блюз - Алексей Бобл

— Никогда не брал к себе пассажиров, — проворчал я. — Ты первая. Но и с тобой мы скоро расстанемся.

— Это ладно, — согласилась Эви. — Ты слушай, слушай, чего я рассказываю.

Она еще раз приложилась к бутылке. Кажется, настойка хорошо влияла на разговорчивость цыганки, и без того немаленькую.

— Так вот, катались мы с ним вместе, машина мне с детства родным домом была. Катались, пока я двенадцатый праздник Зачинщика Прилепы не отметила. Уже папаша меня почти всем премудростям доставщика выучил… и тут не свезло, напали на нас. Батя важную бандероль вез, он за этот заказ боролся, чтоб ему дали. Запчасти для небоходов, новый пропеллер экспериментальный с четырьмя лопастями. Из самого Харькова, там эти детали по заказу летунов в одном оружейном Цехе сделали. Прикидываешь, какое важное дело? — Эви затянулась и выдохнула дым чередой маленьких колечек. — Но не довезли мы груз. Потом-то я поняла: это все подстава была. Оружейники сами и наняли тех бандюков, чтобы вернуть то, что для небоходов сделали, да еще и страховку получить. Ведь Стерх свои грузы страхует, ты знаешь. Мы без охраны ехали — так быстрее, да и надежнее, когда никто, кроме тебя, маршрута не знает.

В общем, папашу убили, груз забрали, самоход взорвали, меня чуть не грохнули, еле сбежала. В нору сурковую залезла, прикидываешь? Я тогда совсем худышка была, тонкая. Бандиты уехали, а я больше декады по пескам брела. На ферме ночевала в сарае, в поселке брошенном, потом в городок попала какой-то старательский, своровала там початок кукурузный, меня поймали, чуть не прибили, заперли в конюшне избитую. Но я прорыла дыру в слежавшемся сене, которое там вместо пола было в стойле, да и обратно сбежала. В конце концов добрела до базы Стерха. Он на западе киевских угодий живет. Ну вот, он самолично меня выслушал… Я ему все рассказала, Стерх своего лекаря позвал, раны замазали, накормили, и потом вырубилась я. Одно лекарство зельем оказалось сонным. Утром просыпаюсь связанной. В общем, Стерх решил, что я должна того… покрыть, будем говорить, хоть как-то его потери от этого дела. И он меня на нефтяную вышку продал.

Я покачивался в кресле, внимательно слушая. Эви отставила настойку и взялась за пиво. Выпить она явно была не дура, да и подзакусить тоже — мои запасы изрядно уменьшились этим вечером. Хлебнув пива, затянувшись и стряхнув пепел на палубу, цыганка продолжала:

— На вышке плохо совсем было. Их если москвичи держат — те хоть как-то за здоровьем рабов своих следят, но эта какого-то богатея с-под Херсона-Града оказалась. Слыхал про Херсон-Град? Есть вроде такой ростовщический городишка где-то на юге… Короче, мерли работнички как клопы, а хозяин новых по дешевке покупал у кетчеров. На него аж три банды работало в Пустоши, людей крали. Но не только людей, мы там вместе с мутантами были. Антропами, вроде тех, которых монахи на крестах своих вешают… Там-то я с ними и сошлась, с мутантами, и поняла тогда, что они ничем от людей не отличны. Ну кроме вида внешнего. В общем, на вышке жизни никакой, сплошное умирание. И подняли мы там бунт. Бунтовщиков охрана перебила, почти всех, а я сбежала. Вот так вот.

Она швырнула окурок, тот перелетел через ограду, прочертив в воздухе алую дугу.

— Ну и дальше что? — спросил я.

— А че… Бродила долго. Будем говорить, скиталась. Батрачила на одной ферме, потом на другой, потом еще всякое… В общем, к банде прибилась. Банда Заги-Головатого, слыхал про такого?

Я покачал головой.

— Че, правда не слыхал? Они в этих местах кантуются, через которые мы сейчас едем. До сих пор здесь вроде. Зага — гад редкостный, садист, живодер конченый. Я с ними два сезона почти пробыла, потом мы экипаж авиетки одной убили, которая тут неподалеку между холмов села на вынужденную. Убили, забрали оружие их, рацию и пошли к схрону банды, который на старом полустанке заброшенном. Как вдруг за нами небоходы летят! Прям дирижабль, прикинь, Музыкантик? Большой… опустился, с него десант на канатах.

— Летуны за своих стараются мстить, обид не прощают, чтоб банды их боялись, — заметил я.

— Во-во. Короче, мы ходу… но меня ранили. В ногу. — Эви похлопала по левой лодыжке. — Ну и я идти после того, конечно, толком не могла, тем более — бежать, а мы тогда ох как бежали! И Головатый, сука такая, меня бросил! Да не просто бросил — пристрелить меня собрался, чтоб я небоходам схрон банды не выдала. Но уже как раз стемнело, и я от него в песок… уползла, короче. Кетчеры мои дальше чухнули, а меня небоходы нашли. И меня, и потом еще двоих из банды, которых Головатый, оказывается, оставил чуть позже отход других прикрывать. Их обоих небоходы ранили в перестрелке, а после скрутили. А остальные кетчеры смотались, их так и не нашли, а нас троих решили прям на месте убить. Как раз сезон Большого солнца был и…

— Они вас налысо побрили, связали и в песок закопали, чтоб только головы торчали, — перебил я.

— Точно! А ты откуда знаешь?

Эви подалась вперед, глаза ее блестели, кулаки были сжаты — она будто заново переживала все те события. Эмоциональная девчонка, отметил я, и сказал:

— Слышал про этот их… обычай. Они его у мутантов переняли, у антропов. Те, если поймают монаха какого, закапывают его в пустоши, и чтоб солнце ему лысину пекло. Монахи мутантов на крестах вешают, мутанты монахов закапывают… так и живем.

— Ага, доставщик, тут ты прав: в этом философия всей нашей жизни. Ну вот, короче, обстригли нас и в песок. Ну и я струхнула, конечно, совсем… Жить, можно сказать, только заново начала, после рабства и злоключений всяких — помирать, жалко же! То есть себя жалко… А уже солнце поднялось, башку печет, та раскалилась, как сковородка на огне, из-за того в нее всякие мысли дурацкие лезут, бред всякий. Торчим мы в общем трое из песка, как поплавки, а небоходы вокруг стоят, причем под зонтиками, ждут, когда дирижабль за ними прилетит. Он уже подлетает, низко так… А у меня в голове совсем все сдвинулось от солнца. Чудится, что не дирижабль это летит, а самоход папаши моего едет, и что в нем будто бы сам папаша да с тем грузом, из-за которого его ухлопали. Везет его и со мной говорит, закопанной в песок, причем почему-то не удивляется, что я там. Болтает он о чем-то, а я понимаю: надо его предупредить, чтоб не убили же его… И начинаю с ним разговаривать. Предупреждать насчет груза, насчет предательства Цехов…

Эви смолкла, запрокинув голову, уставилась в темное небо. Я огляделся, сообразив, что пока она болтала, наступила ночь. Пора ложиться спать, день был долгий.

— Дальше что? — спросил я.

Вздрогнув, она опомнилась, глянула на меня.

— Да что… очнулась уже на дирижабле. Небоходы, услыхав мой бред, заинтересовались, о чем это я. Взяли меня на борт. Как я оклемалась чуток, явился ко мне капитан, я ему все обсказала досконально, всю ту историю, про предательство оружейников, что это они себе груз вернуть таким путем хотели… Он покивал задумчиво и ушел. А потом…

— Стой! — удивился я. — Хочешь сказать, после того Вторая городская война в Харькове началась? Когда небоходы на оружейников поперли и три Цеха разбомбили?