Особо дикая магия - Эллисон Сафт

– А как считаете вы?

– Не знаю. Может, и варварство. Но явно шикарное. И мне, конечно, хотелось бы позволить себе одеваться как Харрингтон. И побездельничать недель пять, пообщаться со всеми знаменитыми алхимиками и покрасоваться на виду у всей страны. Но, видимо, мне тоже не стоит соваться в такие дела.

Горечь и тоска в голосе Уэстона не проходят незамеченными для Маргарет. Он говорит так потому, что беден, или потому, что чужак здесь, как и она сама? На миг она забывает о том, что старалась держать его на расстоянии.

– Что вы поняли из услышанного, мистер Уинтерс?

– А?.. Из слов старушки? А что там понимать? Все рассказывают одно и то же. Впрочем, я видел, что хала сделал с садом Харрингтонов, и, как мне кажется, поступил правильно. Обидно наказывать его за такое.

Хотя ответ он дает более уклончивый, чем она рассчитывала услышать, она невольно улыбается.

– Возможно, наши мысли сходятся.

– Да? А-а… – Уэстон робко отводит взгляд. – Так вы все-таки собираетесь записаться?

– Вы же слышали Джейме.

Волчья ухмылка скользит по его лицу.

– Это же еще веселее – делать что-то вопреки чужим желаниям, разве нет?

– Пожалуй.

– Пожалуй… – скептически повторяет он.

– Но это невозможно. У меня нет напарника, я не могу позволить себе заплатить за участие. Будь мама сейчас дома, у меня было бы больше свободного времени, чтобы подзаработать денег, но…

Он издает сочувственный возглас.

– А иначе так бы и поступили, да?

Вопроса глупее она никогда не слышала. Мира, в котором дело обстоит иначе, просто не существует. Но отрицать, что думать о таком мире соблазнительно, она не может. Маргарет позволяет себе погрузиться в эти мысли. А если бы ее победа убедила мать остаться? А если бы она разозлила Джейме? А если бы ее не парализовал страх? Да. Если бы она могла, она записалась бы сейчас же.

Возможно, вопрос, в сущности, не так уж глуп.

– Да, именно так. А вы?

Уэстон присвистывает.

– Я вот о чем: вы хотя бы представляете себе, что можно сделать, имея целых семьдесят пять долларов? Я бы убил за такие деньжищи. Проклятье, а уж за славу убил бы наверняка. Но дел у меня будет невпроворот, как только вернется ваша мама, и, как я уже говорил, участие в этой охоте – не для таких, как я… – Он осекается и хмурится. – А что?

До сих пор Маргарет не сознавала, что подразумевает ее вопрос. Как правило, алхимикам она не доверяет, но если речь об алхимике, над которым она обладает властью… Может быть, всего лишь может быть, Уэстон – решение ее затруднений. Он защитил ее от Джейме. В отчаянии он пообещал ей что угодно в обмен на позволение остаться в Уэлти-Мэноре. И если снимок, который он показывал ей, хоть что-нибудь да значит, у него есть сердце – по крайней мере, сейчас.

«Спроси у него». Если она спросит напрямую, возможно, его решимость пошатнется. Хоть он и юлил, он чуть ли не открыто заявил, что одержим мечтой о победе. «И правда, почему люди вроде Джейме решают, что для нас, а что нет?»

Но ее язык лежит во рту, неподвижный и бесполезный. Она едва знакома с Уэстоном, понятия не имеет, есть ли у него дар алхимика, и нет никаких гарантий, что он не отнимет у нее лиса, как только ему представится шанс. Несмотря на то что из алхимиков одна Ивлин верит, будто польза от хала не только в том, что его можно убить, проверив свои навыки, от такого трофея мало кто откажется. И потом, до сих пор Маргарет выжила лишь потому, что старалась стать как можно незаметнее, ни в чем и ни в ком не нуждаться. Желать чего-либо для себя – уже плохо, а при мысли о том, что придется признаться в своих потребностях Уэстону, ей кажется, что она готова перерезать себе глотку. Его отказ станет для нее сокрушительным ударом.

– Да просто так, – отвечает она.

– Ясно, – он запрокидывает голову, словно в поисках помех где-нибудь на потолке. – Ну, я нисколько не сомневаюсь, что от алхимиков, которые захотят записаться вместе с вами, у вас отбоя не будет. Так что, если вас останавливает только взнос за право участия, почему бы вам не поручить мне домашние дела, чтобы высвободить время? Я же обещал отрабатывать жилье и стол.

У нее скручивается желудок, ею овладевает тысяча разных чувств. В основном вина за то, что она поддерживает в Уэстоне надежду, и страх, что он предлагает ей способ принять участие в охоте. Сможет ли она в самом деле пойти до конца? Думать об охоте – одно дело. А участвовать в ней – совсем другое. В случае проигрыша она потеряет все. Тот самый хала может прикончить ее вместе с Бедокуром. Она может лишиться всех сбережений напрасно, не получив взамен ничего, кроме разочарования. Но если она так ничего и не предпримет, вряд ли она сможет уважать себя впредь. Больше она не в силах просто сидеть и ждать, словно брошенный пес, когда наконец вернется Ивлин. Не в силах сжигать напрасно свой гнев и терпеть.

Девушкам вроде нее не до мечтаний. Они заняты выживанием. Обычно этого достаточно. Но не сегодня.

– Ладно, – говорит она.

– Ладно?

– Я разрешу вам помогать по дому.

– Отлично, – он медлит, его улыбка становится настороженной, словно он заранее готовится к отказу. – А если я буду стараться, вы перестанете избегать меня?

Она морщится – и, должно быть, заливается ярким румянцем, потому что он хохочет. Как ни странно, это приятный смех, дружеский и беспечный, хотя большинство его улыбок выглядят проказливыми и рассчитанными. Когда же в последний раз ей удавалось кого-нибудь рассмешить?

– Я подумаю, – после этих слов натянутость между ними отчасти тает.

Где-то в глубине под пронырливостью Уэстона скрывается его доброе сердце. Но этого слишком мало, чтобы она почувствовала себя уверенно. Слишком уж часто она обжигалась о «добрых» людей, поэтому знает, насколько сильнодействующим ядом оказывается ненависть к ю’адир. Однако запись открывается только через две недели. Значит, у нее есть две недели, чтобы определить, можно ли доверять Уэстону, и собраться с духом, чтобы высказать ему просьбу. Две недели, чтобы заработать деньги на взнос. Две недели, а потом на нее будут устремлены взгляды всего Уикдона. По мере того как цель обретает в ней форму, она чувствует себя устойчивее и основательнее, чем когда-либо за последние годы.

Может, она и вправду слишком долго не жила, а откладывала жизнь на потом.

Уэс шипит, ободрав руку о занозистую рукоять колуна. Опять.

Он уже начинает жалеть, что не обсудил конкретные условия этой сделки. Четыре дня назад он сглупил, предложив Мэгги что угодно в обмен на жилье и кормежку. А теперь, под стук и шорох ветвей секвойи, похожие на звуки ветряных колокольчиков, понимает, что следовало поступить иначе. Все в этом лесу вселяет в него жуть, от силуэтов веток, похожих на сломанные руки, до настойчиво повторяющих его имя опавших листьев.