Царевна-лягушка для герпетолога - Оксана Токарева

— Ну я же не тушить верховой огонь собираюсь, а только проводить лабораторные исследования, — попытался отшутиться Иван, сменив взгляд на умильно-ласковый, которым, как говаривала Валентайн, он смог бы наш хор без дирижерской палочки построить.

Но я-то выучила все эти ужимки, еще когда мы оба ходили в детсад.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — строго глянула я на брата. — Лабораторные исследования ты можешь проводить и в Москве. А вот лезть в болота, находящиеся в зоне стихийного бедствия, кроме тебя, дурака, видно, некому. Вот сгинешь там, кто за твоим террариумом домашним ухаживать станет?

— Да не кипятись ты так, Маш, — ожидаемо встал на защиту друга Левушка, который до этого усердно делал вид, что разглядывает купола Новодевичьего или пересчитывает небоскребы Сити. — К началу нашей гастрольной поездки, — он многозначительно мне подмигнул, — там начнутся дожди, и все потушат.

Я глянула на старого друга с подозрением. Откуда этот шаман-недоучка или славянский бог любви (поди теперь разбери, кто он на самом-то деле) с такой уверенностью говорит о дождях, и почему экологическое бедствие началось в районе полигона именно в этом году?

Мне резко расхотелось не только кормить двоих безмозглых лбов, один из которых собирался пропасть почем зря, а второй и не думал его отговаривать, но и наматывать в их компании круги по огромному парку. Однако я все-таки заказала горячее, а потом встала на ролики и ухитрилась даже не очень отстать. Хотя оба бессовестных длинноногих лося ничуть меня не жалели, а Левушка со своей тренированной дыхалкой мог хоть марафон бежать. Гобой, считающийся одним из сложнейших инструментов, развил в нем упорство. Но и мое пение на что-то годилось, да и не привыкла я показывать перед парнями слабину. Другое дело, что я чуть легкие не надорвала и раз десять едва не навернулась. Но все обошлось, а на крутом спуске к реке меня охватил такой безудержный восторг, будто я парю в облаках. Как только сцепление с асфальтом не потеряла.

Потом мы встретили в парке Ваниных однокурсников, которые тут же насели на брата с вопросами подготовки к госу, и я смогла поговорить с Левушкой без помех. Он ради меня даже немного сбавил темп.

— То есть ты хочешь сказать, что все происходящее вокруг полигона как-то связано с Василисой? — спросила я его без обиняков, пытаясь отдышаться и кое-как собрать растрепавшиеся от быстрой езды волосы.

По аллеям, словно во времена господина Лоддера, чинно прогуливался народ, и мне не хотелось выглядеть в нарядной толпе кикиморой или парковой лешачихой.

— Все в этом мире с чем-то связано, — ответил Лель уклончиво.

Потом поймал мой укоризненный взгляд и сжалился. Впрочем, объяснять что-то напрямую, как обычно, нужным не счел. Или просто права не имел. Как не мог мой Иван иначе как на грани яви и сна разглядеть Василису.

— Ты помнишь, как она на Купалу плясала? — спросил Лева, не называя подругу по имени, но зная, что я пойму, о ком идет речь. — Ты разве забыла, что обряд — это способ общения с иным миром?

— Но это ж был сценический вариант? — недоуменно глянула я, подспудно понимая, что в случае с подругой и пляска на детском утреннике могла вызвать бурю.

То-то Василиса так всегда радовалась весенним ливням. Не признавала плащей и зонтов и, даже до нитки промокнув, никогда не заболевала. Разве только зимой. А еще она умела наложением рук снимать головную боль. Показывала какие-то там точки акупунктуры, но у нас все равно так не получалось. Неужели дочь профессора Мудрицкого, как премудрая героиня сказки или царевна Лебедь, и впрямь имела какую-то связь с потаенным миром берегинь-русалок? Тогда становилось понятно настойчивое стремление Константина Щаславовича ее заполучить.

От благодатных майских гроз и теплых июньских дождей, которые, как верили наши предки, русалки приносят на мягких, как кучевые облака, лебяжьих крыльях, распускается все живое. А аффинажный король, точно Великий Полоз или Мидас, похоже, мечтал весь таежный край в безжизненную, но золотоносную пустыню превратить.

Другое дело, что Мидас в ужасе отказался от лукавого дара бессмертных, а Полоз золото мог и людям показать, не отпуская от себя только родную дочь. Константин Щаславович ни с кем делиться не собирался. Поэтому мне становилось еще страшней и за Василису, и за слишком честного и прямолинейного брата. Об этом я честно призналась Левушке, пытаясь увещевать его, чтобы он повлиял на моего глупого Ваню.

— Иван хочет и может аффинажного короля одолеть, просто пока не знает, с какой стороны зайти, — убежденно проговорил Левушка, отчего мне сделалось совсем плохо. — Таких, как этот Бессмертный, можно и нужно гнать туда, откуда они пришли, и честному бизнесу от этого будет только польза. Поэтому дон Оттавио и согласился нам помочь, — добавил он, теребя на руке пеструю фенечку, которую я раньше не видела, — что в его краях своих упырей, прикрывающихся разговорами об инвестициях и развитии региона, тоже хватает, и он не смог уберечь дочь, после гибели которой и рыба в их протоке начала дохнуть, и на деревья какой-то неведомый вредитель напал.

Заметив, что меня начинает потряхивать, Левушка поспешил меня поддержать. Причем снова в буквальном смысле слова. И в самое время. Солнечная рябь на воде закружилась перед моими глазами безумным калейдоскопом. Прогулочные теплоходы принялись танцевать на реке вальс. Я едва не въехала в толпу гуляющих, остановившись в паре сантиметров от коляски, в которой мирно спали очаровательные близняшки.

— Ну ты ведь, Маш, сама мне говорила, что рубаха-исцельница уже почти готова, — озабоченно увещевал меня Лева, отыскивая свободную скамейку и доставая из рюкзака непочатую бутылку воды. — Осталось только ворот заделать и подол.

Каким образом Василисино рукоделие могло помочь моему Ивану, я не пыталась даже думать. Впрочем, когда рубаха аккурат в день моего госэкзамена исчезла с кросен, почти что не удивилась.

— И все-таки это как-то неправильно, — хмурилась мать, пока я усаживала их с отцом и Петькой на самые удобные места нашего просторного, но уютного зрительного зала. — У всех экзамен как экзамен. Выходят к комиссии, тянут билеты, а вы какие-то программы играете, песни поете.

О том, что к экзамену при очень большом желании можно подготовиться и за одну ночь, чем и занимались сейчас особо борзые Ванины однокурсники, а нашу программу, чтобы вышел толк, надо учить несколько месяцев, а потом еще столько же шлифовать, мама как-то забывала.

— На защите диплома все будет как у людей, — уверила я ее. — Даже платье красивое и строгое надену, а не народный костюм.