Прекрасная мука любви - Патриция Мэтьюз

– А вот мне за вас стыдно, – заявила Ребекка и недовольно поджала губы.

– Малышка, малышка, не стоит растрачивать на меня запасы своей стыдливости, – проговорил Глэдни со смиренным вздохом. – Может настать время, когда она вам еще понадобится, и как будет грустно, если все уйдет на такого недостойного человека, как я. Я этого не заслуживаю. – Глэдни явно намеревался рассмешить Ребекку, но та заявила, что это вовсе ие смешно.

– В таком случае, малышка, примите мои извинения, – развел руками Глэдни. – Я вовсе не собирался вас обижать. Я хочу, чтобы мы с вами были друзьями. Неужели это невозможно?

Ребекка взглянула на Глэдни – глаза сверкают, на губах уже знакомая усмешка – и почувствовала, что раздражение ее куда-то испаряется. Сменив гнев на милость, она слегка улыбнулась.

– Я не одобряю способа, которым вы зарабатываете себе на жизнь, и никогда его не одобрю, – заявила она, – но не вижу причины, почему бы нам с вами не быть друзьями. Думаю, никакого вреда от этого не будет.

– Вот это другой разговор! – обрадовался Глэдни.

Но кое-что никак не давало Ребекке покоя: ей очень хотелось узнать, как Глэдни удается выигрывать, и она решила его об этом спросить.

– Глэдни... – осторожно начала она.

Услышав, что Ребекка назвала его по имени – это случилось впервые! – Глэдни так и расцвел.

– Да, Ребекка?

– Расскажите мне, как вы это делаете? Как вы надули того толстого напыщенного идиота?

Откинув голову, Глэдни заливисто расхохотался.

– Ловкость рук, моя дорогая, простая ловкость рук, – ответил он и, не вдаваясь в объяснения, вынул из кармана часы. – Однако скоро начнутся скачки. Пойдемте, я хочу поставить на Пэдди Боя свой выигрыш. А затем мы с вами найдем какое-нибудь хорошее местечко у финишной прямой, откуда лучше будет видно.

– О Господи! Скачки! – Ребекка испуганно прижала ладонь ко рту. – Чуть не забыла! Я должна идти.

– Идти? Куда идти? – удивился Глэдни. – Разве вы не будете смотреть вместе со мной скачки?

– Нет, – взволнованно ответила Ребекка. – Я должна подготовить наездника к состязаниям.

– Подготовить наездника? Как это? – Глэдни изумленно уставился на Ребекку. – Он что, сам не может подготовиться? Неужели он настолько беспомощный?

– Дедушка ведь говорил вам, что он очень застенчив. Если перед скачками к нему подходит кто-то чужой, это настолько выбивает его из колеи, что он может и проиграть.

– Боже правый! Ну и наездник у вас! Никогда не думал, что такие нежные бывают. Что ж, вы его наняли, и это ваше дело. Только передайте ему от меня, чтобы старался, потому что я собираюсь поставить на Пэдди Боя все свои деньги.

– Глэдни, пожалуйста, не делайте этого! – взмолилась Ребекка. – Я не хочу оказаться виноватой, если Пэдди Бой проиграет и вы все потеряете.

Но Глэдни лишь отмахнулся.

– Не беспокойтесь за Хэллорана, Ребекка. Я не раз терял свои денежки и, думаю, еще не раз потеряю. Но ведь когда рискуешь, жить гораздо веселее. Чувствуешь, что жизнь – отличная штука, верно? А сейчас идите к своему наезднику, и если потом сможете присоединиться ко мне, чтобы посмотреть скачки, – прекрасно. А если нет, тогда, может, после состязаний отпразднуем победу Пэдди Боя?

Ребекка повернулась, чтобы уйти, но, вспомнив еще кое о чем, остановилась.

– Скажите-ка мне еще вот что, Глэдни. Вы ведь не всегда говорите с ирландским акцентом. Как это у вас получается?

– Это меня и самого беспокоит, дорогая, – совершенно серьезно ответил Глэдни. – То он есть, то его нету. Сам не пойму, как это получается.

Когда Глэдни с Ребеккой разошлись в разные стороны, каждый по своим делам, в противоположном конце ярмарки Оскар Сталл встретился со своим новым наездником Редом Паркером. Это был крохотный человечек с близко посаженными глазками-бусинками, злобным взглядом, ярко-рыжими взъерошенными волосами, крючковатым, словно ястребиный клюв, носом и тонким, почти беззубым ртом. Он постоянно злился на весь белый свет за свой неказистый рост, и эта злость составляла отличительную черту его характера.

– Помни, – внушал ему Сталл, – нужно обязательно столкнуться с двуколкой, иначе колесо может не отлететь. Ты должен подъехать к двуколке Хокинса как можно ближе, но самому при этом удержаться. Справишься?

– А как же, мистер. Сталл, – нахально заявил Паркер и углубился в созерцание своих ногтей, словно задача, которую поставил перед ним Сталл, была не бог весть какая сложная.

– Смотри у меня! – рявкнул Сталл. – Не справишься – я тебя в порошок сотру! Я не потерплю, чтобы Хокинс опять взял надо мной верх!

Паркер улыбнулся, и улыбка эта не только не смягчила его лица, а, наоборот, сделала его еще более злобным.

– Не волнуйтесь, мистер Сталл. Вот увидите, его наездник будет сидеть в пыли на своей заднице и думать только о том, как бы не попасть под колеса прочих двуколок. Будем надеяться, что шкура у него толстая, да и башка крепкая, а то ведь если лошадь ненароком ударит по ней копытом, она и расколоться может как орех!

Прямо напротив места проведения конных состязаний располагался отель, ставший известным еще во времена Гражданской войны, когда в нем размещался штаб армии генерала Гранта. Теперь, когда Грант был президентом Соединенных Штатов, отель обрел бешеную популярность. Здесь постоянно толпился народ, а в последние три дня вообще было не протолкнуться: в городе полным ходом шла ярмарка с непременным ее атрибутом – конными состязаниями, и большинство жокеев, тренеров и владельцев лошадей остановились именно здесь.

Было одиннадцать часов утра, и в вестибюле уже собралась огромная толпа. Шум вокруг стоял такой, что разговаривать, не повышая голоса, было невозможно. Чтобы тебя услышали, приходилось кричать во все горло, что все и делали, отчего создавалось впечатление, будто находишься в сумасшедшем доме. Небрежно размахивая стаканами с выпивкой, сигарами и даже пачками денег, мужчины пытались протиснуться к окошку, чтобы успеть сделать ставку на приглянувшуюся им лошадь. Все торопились: состязания должны были вот-вот начаться. Женщины тоже были захвачены всеобщим волнением и орали не меньше мужчин, и время от времени то тут, то там слышался их визгливый смех.

Лишь жокеи вели себя спокойно. Они уже успели облачиться в свои яркие камзолы и теперь выделялись среди серой толпы, как пестрые цветы среди капусты. Как повелось еще со времен проведения первых состязаний в Древнем Риме, все спортсмены перед стартом сосредоточивались, готовясь к предстоящим испытаниям.

Но не все участники предстоящих соревнований толпились в вестибюле. Некоторые, например, наездник Хокинса, все еще переодевались. Камзол Ребекки, ярко-красного цвета, пока лежал на кровати, а сама она сидела в брюках на ее краешке и натягивала высокие, великолепно начищенные сапоги. Покончив с этим, девушка подошла к зеркалу и, улыбаясь, взглянула на свое отражение.