Мыс Грома - Джек Хиггинс

— Черта с два.

— Совершенно верно. — Трэверс открыл дневник и бросил взгляд на первую страницу. — Прекрасный почерк, к тому же очень разборчивый. — Он бегло пролистал страницы. — Некоторые записи довольно немногословны. Здесь самое большее страниц тридцать.

— Насколько я помню, ты в совершенстве владеешь немецким.

— Как настоящий немец, старина, моя бабка по материнской линии родом из Мюнхена. Знаешь, что я сделаю? Сейчас же сделаю перевод и заложу его в память своего компьютера. Все это займет не больше полутора часов. А ты пока позавтракай. Ветчина и яйца в холодильнике или, как вы выражаетесь, в морозильнике, хлебницу ты найдешь вон там. Когда поешь, приходи ко мне в кабинет.

Он вышел. Бейкер, почувствовавший облегчение от того, что дело спорится, занялся приготовлением завтрака, почувствовав, насколько он проголодался. Сев за стол, он принялся за еду, одновременно просматривая оставленный Трэверсом сегодняшний утренний номер лондонской «Таймс». Прошло, наверно, около часа, прежде чем он, убрав все со стола, вошел в кабинет.

Трэверс сидел у компьютера, глядя на экран, его пальцы быстро бегали по клавишам. Справа от него на небольшом пюпитре стоял раскрытый дневник. Вид у него был очень сосредоточенный.

— Как продвигаются дела? — весело спросил Бейкер.

— Подожди, пожалуйста, минутку, старина.

Бейкер пожал плечами, уселся в кресло у камина и взял журнал. Царившую в комнате тишину нарушало лишь постукивание по клавиатуре компьютера, затем у Трэверса внезапно вырвалось: «О боже!», а еще несколько минут спустя: «Нет, не могу поверить».

— Ради всего святого, что там, Гарт?

— Потерпи еще минутку, старик, уже почти все.

Бейкер сидел как на иголках, но вот, спустя некоторое время, Трэверс со вздохом откинулся на спинку стула.

— Все. Сейчас распечатаю весь текст.

— Есть что-нибудь интересное?

— Интересное? — У Трэверса вырвался хриплый смешок. — Это еще мягко сказано. Прежде всего должен заметить, что это не официальный бортовой журнал судна, а большей частью отчет частного лица об особых обстоятельствах, сопутствовавших его последнему рейсу. Возможно, он пытался как-то обелить себя, кто знает, но этот документ — настоящая сенсация, причем это еще мягко сказано. Главное состоит в том, чтобы решить, что мы с ним собираемся делать.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

— Прочти сам. А я пока пойду и приготовлю еще кофе, — сказал Трэверс, когда распечатка замерла. Он сложил листы и вручил их Бейкеру, который, усевшись в кресло у камина, стал читать.

«Берген, Норвегия, 30 апреля 1945 года. Я, Пауль Фримель, приступаю к ведению данного дневника скорее ввиду необычного характера задачи, которую мне предстоит выполнить, нежели по какой-либо иной причине. Мы вышли из Киля двое суток назад на этой подводной лодке номер 180. В сущности, я являюсь командиром судна, которое было повреждено при бомбардировке, когда оно еще строилось в Киле в 1943 году. Мне достоверно известно, что нашей лодке присвоен номер уже не существующего корабля. Приказ, полученный мною от гросс-адмирала Деница, не оставляет места для двусмысленного толкования. Пассажир, которого я должен буду взять на борт, прибудет сегодня вечером из Берлина, хотя мне с трудом в это верится. При себе у него будет четкий приказ, написанный рукой самого фюрера. От него я узнаю, куда нам предстоит отправиться».

Дальше текст в дневнике обрывался. Следующая запись была сделана вечером того же дня.

«Я получил приказ следовать к взлетно-посадочной полосе, где приземлился самолет марки „файзелер-шторх“. Через несколько минут оттуда вышел офицер в форме генерала СС и спросил, являюсь ли я капитаном третьего ранга Фримелем. Он так и не назвал себя, хотя у меня тогда возникло смутное ощущение, что раньше я его уже видел.

Выйдя на пирс, он, прежде чем взойти на борт, отвел меня в сторону и вручил запечатанный конверт! Вскрыв его, я обнаружил внутри приказ самого фюрера, о котором упоминалось в полученном мною личном приказе гросс-адмирала Деница. В нем говорилось следующее:

От руководителя и канцлера Германии.

Настоящим рейхслейтер Мартин Борман наделяется от моего имени полномочиями в решении вопроса, имеющего жизненно важное значение для обеспечения преемственности Третьего рейха. Поступая в непосредственное подчинение к нему, вы обязаны постоянно помнить о торжественной присяге, принесенной вашему фюреру в ранге офицера ВМС, при любых обстоятельствах беспрекословно выполнять все указания, которые он сочтет нужным дать.

Теперь я вспоминаю, как однажды видел Бормана на каком-то официальном мероприятии общенационального характера в Берлине в 1942 году. Мало кто узнал бы этого человека, поскольку, как мне кажется, из всех наших руководителей он наименее известен. Он оказался меньшего роста, чем я себе представлял. У него грубые черты лица и непомерно длинные руки. По правде сказать, в рабочей одежде его можно было бы принять за докера или поденщика. Рейхслейтер поинтересовался, готов ли я повиноваться ему, на что я, за неимением выбора, согласился. Он дал понять, что для офицеров и членов экипажа лодки он — генерал Штрассер.

1 мая. Хотя жилое помещение, отведенное для офицеров, самое просторное на судне, в нем могут свободно разместиться только трое, не считая убирающейся койки. Я устроился на ней сам, а рейхслейтеру предоставил командирскую каюту по левому борту, находившуюся позади комнаты, которая считается на лодке офицерской кают-компанией. Это единственное уединенное место, которым мы располагаем, хотя от его комнаты кают-компанию отделяет лишь занавеска из войлока. Когда мы вышли из Бергена, воспользовавшись вечерним отливом, рейхслейтер, поднявшись ко мне на мостик, сообщил, что пункт назначения — Венесуэла.

2 мая 1945 года. Поскольку на лодке есть шноркель, я могу следить за плаванием, когда судно находится в погруженном состоянии, хотя у меня есть опасения, что это может оказаться невозможным в плохих погодных условиях северной части Атлантики. Я проложил курс под водой через узкие проливы в районе принадлежащих Исландии Фарерских островов и, после того как мы выйдем в Атлантический океан, уточню местонахождение судна.

3 мая 1945 года. Получил по радио из Бергена шокирующую новость о том, что фюрер погиб 1 мая, храбро сражаясь во главе наших войск в Берлине, пытаясь не дать русским одержать победу. Я передал эту горькую новость рейхслейтеру, который, на мой взгляд, отнесся к ней на удивление спокойно. Затем он дал мне указание ознакомить с этим известием членов экипажа, подчеркнув, что война будет продолжаться. Часом позже мы получили по радио сообщение о том, что гросс-адмирал Дениц сформировал временное правительство на территории земли Шлезвиг-Гольштейн. Сомневаюсь, чтобы оно просуществовало долго теперь, когда русские уже в Берлине, а американцы и англичане — на противоположной стороне Рейна».

Бейкер был уже под достаточно сильным впечатлением от прочитанного и быстро перевернул несколько страниц, где речь шла главным образом о том, как протекало плавание.