Земля Ваала - Андрей Юрьевич Скляров

Заметим, что традиция отдельных участков кладбища для малолетних детей встречается ныне и у нас…

Более того, по статистике, останки, обнаруженные в Карфагенском тофете, оказались сопоставимыми с количеством мертворожденных и детской смертностью в современном обществе!..

Приняв во внимание все эти детали, Джеффри Шварц сделал вполне обоснованный вывод, что мы имеем дело с детьми, которые вовсе не были принесены в жертву, а умерли естественной смертью и были похоронены.

Думаю, что предыдущие археологи, которые считали это ритуальным кладбищем принесенных в жертву детей, просто были сбиты с толку как идеологическим давлением устоявшихся стереотипов, так и следами кремации останков – довольно обычного способа утилизации останков в культурах, далеких от религии Яхве…

Рис. 15. Тофет близ древнего Карфагена (Тунис)

Однако и полностью отрицать существование в прошлом практики жертвоприношения детей у нас нет никаких оснований. Как говорится, дыма без огня не бывает. И если многочисленные источники указывают на наличие такой обрядовой практики в довольно обширном регионе, то скорее всего она все-таки имела место быть. Другое дело, что подобное ритуальное действо явно было явлением исключительным и вовсе не носило характер каждодневной практики. И если внимательней присмотреться к деталям сохранившихся текстов, то об исключительности таких жертвоприношений, указывается даже там, где их масштаб имело бы смысл преувеличить.

Так в 4-й книге Царств рассказывается о моавитском царе IX века до нашей эры по имени Меса, который принес своего сына в жертву, когда армия израильтян уже почти одержала над его войском победу.

«И взял он сына своего первенца, которому следовало царствовать вместо него, и вознес его во всесожжение на стене. Это произвело большое негодование в Израильтянах, и они отступили от него и возвратились в свою землю» (4 Цар., гл.3).

Если полагаться на утверждения Кв. Курция Руфа, память о подобной практике сохранялась в Тире еще в IV веке до нашей эры. Когда город был осажден Александром Великим, несколько граждан предложили прибегнуть к старому обряду и пожертвовать Сатурну ребенка одного из наиболее видных семейств города. Совет старейшин, однако, воспротивился этому предложению, хотя данный обычай, добавляет римский историк, был передан Карфагену его тирскими основателями…

В сохранившихся текстах обращает на себя внимание выделение в особую категорию жертвоприношений не просто детей, а именно первенцев. Э.Липиньски в своей работе «Пантеон Карфагена» пытается объяснить это тем, что первенцы якобы обладали некоей «неполноценностью», неприспособленностью к жизни на этом свете. Дескать первенец «не предназначается богом для жизни», а посему его и требовалось приносить в жертву. В обоснование такой позиции Липиньски приводит отрывок из «Вавилонской теодицеи», в котором излагаются соображения древневосточного мудреца:

«Отпрыск (их) первый у всех не[ладен(?)]:

Первый теленок мал у коровы,

Приплод ее поздний – вдвое больше;

Первый ребенок дурачком родится,

Второму прозванье – Сильный, Смелый.

Видят, (да) не поймут божью премудрость люди!».

Однако данное утверждение как минимум спорно. Оно вовсе не подтверждается на уровне биологии и медицины. Порой даже наоборот – именно первый ребенок оказывается наиболее сильным и здоровым.

Если же учесть широкую распространенность (не только в древних обществах) принципа первородства и привилегированного положению первенца-сына в семье и в вопросах наследования, то гораздо более логичным выглядит совершенно иное объяснение особого положения жертвоприношений первенца. Отказываясь не просто от какого-либо ребенка, а именно от первенца, и принося его в жертву, родитель отдавал богу самое ценное, что у него было. Это была максимальная жертва. Особенно в тех случаях, когда у жертвователя больше не было детей мужского пола – ведь род его вообще мог прерваться.

Исключительная важность и значимость жертвоприношения первенца прослеживается и в известной ветхозаветной истории с жертвоприношением Авраама, драматизм которой усиливается еще и тем, что Авраам очень долго ждал рождения своего сына-первенца, который родился уже тогда, когда Авраам находился в довольно почтенном возрасте. Смысл этой истории как раз и состоит в том, что Авраам ради своей веры в бога готов был пойти на подобную жертву и продемонстрировал свою готовность, дойдя почти до конца.

«Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе.

Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошел на место, о котором сказал ему Бог. На третий день Авраам возвел очи свои, и увидел то место издалека. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам.

И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе.

И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.

Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня.

И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо [Исаака], сына своего» (Быт., гл. 22).

В этой истории обращает на себя внимание одна деталь – Авраам абсолютно не удивляется требованию со стороны Бога принести в жертву ребенка. Это косвенно указывает не только на то, что практика таких жертвоприношений