Другие люди - Сол Стейн

Франсина, которая обычно не плакала, едва сдерживала слезы.

— Поплачьте, если хотите, — предложил я.

— Я не плачу, — всхлипнула она, и я протянул ей бумажную салфетку.

Тело ее затряслось в рыданиях.

— Это хорошо, — отметил я.

Она громко высморкалась, попыталась взять себя в руки.

— Что значит, «это хорошо»?

— Слезы свидетеля могут стать решающим доводом, — я протянул вторую салфетку.

— Негодяй. Вы хотели видеть меня плачущей.

— Мне надо знать, способны ли вы расплакаться. Это часть подготовки к судебному процессу, — я положил руку ей на плечо. — И я не негодяй. Я адвокат. А теперь расскажите мне о докторе Кохе.

Прошло больше года с моей первой встречи с доктором Кохом. Для такого, как я, визит к психоаналитику чреват немалой опасностью. Сначала я, естественно, позвонил ему.

— Это Арчибальд Уидмер. Я хотел бы встретиться с вами.

Я и не ожидал, что он узнает мою фамилию, мы вращались в разных кругах, но мне казалось, что доктор, если интеллигентный голос просит его о встрече, должен лишь назвать день и час.

— Мистер Уидмер, — говорил он с легким акцентом, как мне показалось, немецким. Потом выяснилось, что доктор Кох из Вены, — я не уверен, что смогу в данный момент взять еще одного пациента.

Я тут же прояснил ситуацию.

— Я обращаюсь к вам не как будущий пациент. Я лишь хочу проконсультироваться насчет дочери. И прошу только один час. В удобное для вас время.

Не пойму, почему мы так робеем перед врачами, особенно перед узкими специалистами, а более всего перед психоаналитиками. Мне так и хочется сказать, они такие же люди, как и мы, но я знаю, что это не так. Прежде всего, в большинстве своем, во всяком случае, в Большом Нью-Йорке, они — евреи, уж доктор Кох точно, и я думаю, их ничуть не меньше, я имею в виду евреев-психоаналитиков, в Филадельфии, Чикаго, Лос-Анджелесе и даже в Бостоне. Они берут почасовую оплату, то есть их доход не может превысить определенного предела. Адвокаты, в том числе и я, также получают гонорары в зависимости от затраченного времени, пусть это и остается лишь в теории, а на практике, по крайней мере, для моей фирмы, мы учитываем коммерческую стоимость рассматриваемого случая и, исходя из этого, рассчитываем часовую ставку, которая, как вы понимаете, может сильно разниться. Наши клиенты это понимают. Но психоаналитику, к примеру, доктору Коху, находящемуся на закате своей карьеры, платят от сорока до семидесяти пяти долларов в час, то есть в два раза меньше, чем молодому адвокату. Пожалуйста, не делайте ложных выводов касательно моих рассуждений. Вроде бы я противоречу самому себе, утверждая, что среди психоаналитиков, не так уж хорошо оплачиваемых, большинство евреи, которым свойственно стремление нажить состояние. Или полагаю, что стоимость совета зависит от богатства человека, его дающего. Наверное, я хочу сказать другое: я бы с большим удовольствием обратился с психоаналитику, родившемуся в Америке, окончившему Йель, Уильямс или Принстон, с фамилией, не поднимающей вопросов о его национальности, практикующему в Ист-Сайде или на Манхэттене, но не в Вест-Сайде, как доктор Кох, районе, где когда-то обосновался новый средний класс, но теперь в основном живут испаноговорящие американцы.

— Кто рекомендовал вам меня? — спросил доктор Кох.

— Джордж Томасси. Но речь не шла о рекомендации.

— Я незнаком с доктором Томасси.

— Он не доктор. Адвокат из Уэстчестера. Я знаю его много лет. Он снабдил меня ксерокопией вашей статьи, доктор Кох, о трех типах человеческого характера.[7]Томасси охарактеризовал статью как блестящую. Он — криминальный адвокат. И я, прочитав статью, полностью с ним согласился. В моей практике, а я консультирую корпорации, понимание психологии клиентов, особенно тех, кто выбился в лидеры, начав практически с нуля, особенно актуально. Удивительная проницательность выдвинутых вами положений и послужила причиной моего звонка. У меня очень умная дочь, а мне как-то сказали, что очень умному человеку необходим очень умный психоаналитик.

— Последнее не всегда правомерно, — заметил доктор Кох.

Я-то надеялся польстить ему. А голос его звучал так, словно он не понял комплимента и отреагировал лишь на мое, по его мнению, неверное, утверждение.

— Вы окажете мне большую услугу, доктор Кох.

— Сэр, проблема в другом — у меня нет свободного времени. А вы не просили вашего семейного доктора порекомендовать вам достойного специалиста?

— Дело в том, что я назвал ему вашу фамилию и попросил навести о вас справки. Отзывы блестящие.

— Я не специализируюсь на детском психоанализе.

— Моей дочери двадцать семь лет.

— А что с ней?

— Бессонница.

— Мы все иной раз не можем уснуть…

— Нет, нет, нет. Она не спит по многу ночей подряд. И…

— Продолжайте.

— Боюсь, она переусердствовала с «секоналом».

— Ваша дочь знает, что вы звоните мне?

Тогда я подумал, что доктор Кох грубиян. При здравом размышлении понял, что грубости в его вопросе не было.

— Нет.

— На психоанализ соглашаются добровольно.

— Я уверен, что она согласится.

— Похоже, вы знаете вашу дочь лучше, чем большинство отцов, мистер Уидмер.

Должно быть, он записал мою фамилию, чтобы запомнить ее.

— Я могу принять вас в четыре часа в следующий вторник. Вас это устроит?

— Я подстроюсь под ваш график, — с облегчением ответил я, уже думая о том, какие совещания мне придется перенести.

Время, назначенное доктором Кохом, оказалось крайне неудобным. Мне пришлось просить одного из моих партнеров, Уитни Армитейджа, заменить меня на встрече с руководителем зарубежной судостроительной фирмы. Тот обиделся бы, прими его мой помощник, который, кстати, знал вопрос куда лучше меня, а уж Уитни просто не останется ничего другого, как молчать и делать пометки в блокноте, поскольку ранее он вообще не имел дела с судостроительным бизнесом, не говоря уж о фирме нашего клиента.

Я сослался на личные обстоятельства.

— У тебя, часом, не рак, Нед? — спросил Уитни со свойственной ему прямотой.

Два года назад мы с ним потеряли партнера, который несколько раз отпрашивался по «личным делам», которые привели его сначала в больницу, а потом на кладбище.

— Нет, — ответил я, жалея, что не нашелся с шуткой.

— Я допустил бестактность, Нед. Заглянул через плечо твоей очаровательной секретарши и увидел, что в календаре записан доктор К. Так ты называешь теперь любовниц, Нед?