Мальтийский крест. Том 1. Полет валькирий - Василий Звягинцев

«И ты ходил?» — жадно, с замирающим сердцем спросила я у него.

«Ещё нет. Однако, может быть, сходим. И очень скоро. Вместе…» — обнадёжил он меня.

«Интересно бы. — Я вздохнула, очарованная этой идеей. — А Лариса — тоже такая, как те?»

«Нет, она здешняя. Почти. А вот Ирина и Сильвия — совсем другие. Как ты думаешь, сколько Сильвии лет?»

Я задумалась. По виду — тридцать пять, а то и чуть меньше. Но в чём-то кроется подвох?

«Пятьдесят?» — Я назвала наобум этот весьма преклонный возраст, который к себе в двадцать шесть примерить трудно.

«А сто пятьдесят не хочешь?» — ответил Вадим.

«Врёшь». — Я даже подскочила. Поверить в такое было невозможно.

«Чего ради? Мне так сказали, а в „Братстве“ друг другу врать не принято».

«А Ирине сколько?»

«Получается, хронологически немного за пятьдесят, биологически — тридцать — тридцать два. Насколько я знаю».

«Здорово! — Я от возбуждения забегала по комнате. — А мы так не сможем?»

Вадим усмехнулся, протянул мне рюмку.

«Наверное, сможем. Если „старшие“ разрешат…»

Больше он в ту ночь мне ничего не сказал. Как я ни допытывалась. И так уже, наверное, вышел за определённые для него рамки.

С утра и весь день я только и делала, что присматривалась к Ирине и Сильвии. Пыталась уловить малейшую деталь поведения, слово, жест, чтобы понять, чем они отличаются от нас. От меня, тебя, Ларисы. Получалось, что почти ничем. Хотя нет, кое-что, разумеется, было. Я выискивала в Сильвии следы её «полуторавековости» и, кажется, находила.

И всё время воображала, как мы сами будем жить дальше, если узнаем, что смерть и старость нам больше не грозят.

Потом мы поехали в горы. Это ты сама помнишь. Когда гулянка была в самом разгаре, я позвала Шульгина на улицу. Поговорить…

О том, что случилось в начале разговора, она, естественно, умолчала. Зато подробно поведала о дальнейшем.

…Майя спросила, действительно ли Сильвия живёт так долго, как сказал ей Вадим? Александр Иванович подтвердил.

С замиранием сердца она осведомилась, доступно ли такое же долголетие для остальных?

Шульгин засмеялся и ответил, что если она будет себя хорошо вести, на сотню лет жизни с сохранением теперешней внешности на ближайшие полста может рассчитывать. Как фронтовой лейтенант наверняка станет капитаном, если…

Эту оговорку она проигнорировала, капризным голосом заявив, что и семьдесят пять — это жутко много, и она себя в таком возрасте не представляет.

— Ну да, — с обычной иронической интонацией сказал Шульгин, — тебе уж двадцать пять, год-два, и станешь ты старухой…

— Это из Пушкина?

— Наверное. Вольная интертрепация…

— Я понимаю. Но сейчас вы мне должны ответить. Я согласилась стать вашим… вашей…

— Младшей сестрой, — помог ей Александр Иванович. — И это правильно. Что согласилась. Впрочем, вариантов у тебя особых не было. Если Ляхов с нами. Куда иголка, туда и нитка. Только тут ведь и обратная зависимость. Разойтись ты со своим Вадимом, может, и вздумаешь, а с «Братством»… Обратной дороги нет.

— То есть как это? — Майя задохнулась от возмущения. — Вы меня что, навек к нему привязываете?

— Не понял, — с лёгкой иронией ответил Шульгин. — Ты разве, замуж выходя, такую формулу не подразумевала: «В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…»

— Ах, да, конечно. — Она сообразила, что сказала глупость. Просто слишком неожиданно было услышать, что в результате недолгого знакомства с этими людьми она теперь обречена на почти вечную совместную жизнь с одним-единственным мужчиной, пусть даже Вадимом… Сейчас они друг друга любят, несомненно, но мало ли что может случиться за годы и десятилетия…

— Это так, бесспорно. Но… Допустим, чисто условно. Вдруг встретится мне какой-то другой мужчина, и окажется, что это с ним мы по-настоящему созданы друг для друга, а с Вадимом — ошибка. Бывает так?

— Ещё бы, — понимающе кивнул Шульгин. — Бывает, когда к счастью, когда к сожалению…

— И в этом случае вы меня… Ликвидируете, как предательницу? Если тот человек вам не покажется подходящим.

— Очевидно, умеренно жёсткая акция в отношении Лихарева, свидетельницей которой ты стала, произвела на тебя слишком сильное впечатление. На самом деле мы люди гуманные. Иногда — чрезмерно. Захочешь уйти — уйдёшь. Всего-навсего забыв некоторые вещи, в другой жизни лишние. Правда, за всё время существования «Братства» никто из него не вышел. Слишком много возможностей устроить свою жизнь без подобных крайностей.

Шульгин докурил сигарету и щелчком послал тускнеющий огонёк на середину потока. И вдруг опять протянул руку. Коснулся плеча. Майя непроизвольно дёрнулась. Вдруг он всё же передумал, и сейчас что-то произойдёт? И тут же поняла, что в этом жесте нет ничего интимного. Так действительно мог бы поступить старший брат, успокаивая младшую сестру.

— Только, видишь ли… Постоянных истин никто не отменял. Например: «Господь дарует вам жизнь вечную, но не обещает завтрашнего дня». Или — наоборот. Неважно. И уверена ли ты, милая Майя Васильевна, что вечная жизнь в реале так уж привлекательна?

— Не уверена, — честно ответила она, — но в любом случае мысль о том, что не станешь старухой через двадцать лет и не умрёшь в семьдесят — очень привлекательна.

— Не стану спорить. Старухой через двадцать лет ты не станешь. Это я тебе железно гарантирую…

Майя закончила рассказ, и так всё сумела подать, что Татьяна осталась в полной уверенности, будто и её обещание Шульгина касается в полной мере. На самом деле, речь о ней вообще не заходила. Слишком напряжённое у Майи с Александром получилось свидание, чтобы ещё и о подруге вспомнить.

— А они нас не… обманывают? — спросила Татьяна.

— Зачем, вот вопрос. После всего, что ты уже видела. Ожившие покойники — куда более невероятная вещь, чем столетние молодухи. Так что не дрейфь, мы ещё поживём. А пока давай девочками займёмся.

Вернувшись в гостиную на втором этаже, Майя сняла с полок этажерки целую кучу каталогов, которые Лариса еженедельно получала из представительств многочисленных российских и иностранных фирм, обосновавшихся на Водах.

— Будем выбирать, барышни, вам много чего потребуется для новой жизни.

Курсантки, обладавшие всем спектром нормальных женских инстинктов, до сих пор пребывавших в латентной форме, пришли в немалое возбуждение и даже восторг, разглядывая фотографии манекенщиц, демонстрирующих сотни фасонов платьев, костюмов, комплектов белья, чулок, обуви, бесчисленных аксессуаров.

— Постепенно привыкнете, — посмеиваясь, говорила Майя. Честно говоря, она им сейчас завидовала, как завидуешь человеку, впервые в жизни собирающемуся, допустим, в Париж. Той яркости первых впечатлений, которые ему предстоят.