Наемник - Эйке Шнайдер

— Чего мне устраиваться? — Он усмехнулся, обводя глазами лагерь. — Мешок с исподним — и то ты из дома вынесла. А меч при мне.

Огляделся еще раз — оруженосцы уже стреножили коней и отпустили бродить. На ночь, наверное, к телеге привяжут…

— Хаук велел отнести наши вещи в шатер благородных, — сказала Ингрид. — Еще спросил, почему у нас их так мало. Даже плаща теплого нет.

— И что ты ответила?

Надо же знать, что врать, если придется.

— Что плащи в мешках.

Эрик рассмеялся. Ответ был совершенно точным — и совершенно ни на что не отвечал.

— И все?

— А больше он не спрашивал.

Вообще-то у них были собраны вещи в нормальные сумки для похода, не только с плащами и запасами еды, но и с меховым одеялом, под которым можно уместиться вдвоем — так теплее, а так же с пологом, топориком и множеством других мелочей, без которых походная жизнь куда как трудна. Но приготовленное осталось в их — теперь уже точно не их — доме в Белокамне. А эти два мешка, что Ингрид успела ухватить прежде, чем сигануть из окна — только-только чтобы несколько дней протянуть. На тот случай, если уходить придется внезапно и с боем, как и получилось на самом деле. Плащи, смена одежды и белья, топорик, запас сухарей на несколько дней, фляжка с вином, миски, кружка с ложкой да котелок. А еще бинты, лекарский нож, да кое-какие снадобья, которые не везде добудешь. И все. Повезло, что Ингрид выплела проход сюда, а не на дальний север, мигом околели бы. Впрочем, она наверняка об этом подумала прежде, чем плести…

Но надо будет сговориться, что отвечать, когда Хаук начнет расспрашивать по-настоящему. Пока ему было не до того, он занят женой, но когда-нибудь это время настанет. Потому непременно нужно будет подумать. Чуть позже.

Эрик зевнул, едва не вывихнув челюсть: поспать сегодня не удалось, провозился до утра с роженицей. Почему-то роды чаще начинаются под вечер, а то и глубокой ночью, и эти были не исключением. В перипетиях последних часов усталость почти не чувствовалась, но стоило сесть и расслабиться, как тут же начали закрываться глаза.

Он глянул на солнце — только-только к полудню дело идет. Значит, надо встать, бросить вещи там, где ему скажут, а потом найти себе дело. В походных лагерях для каждого есть дело, несмотря на слуг.

— Давай я тебя сменю, иди, устройся пока, — сказал Эрик. — И отдохни.

— Я-то ночью спала, — улыбнулась она. — Подожду, на случай, если Аделе станет хуже.

Эрик кивнул.

— Тогда и я с тобой подожду.

Солнце пригревало — куда там лету в Белокамне! Он растянулся прямо на траве, подложив под голову мешок с вещами. Закрыл глаза. Шевелиться не хотелось. Думать о плохом тоже. Может быть, все обойдется: ожоги ограничатся кожей, волдыри затянут, не прилагая особых усилий.

Ингрид потрепала его по волосам.

— В самом деле, иди поспи.

— Нет, — протянул Эрик, не открывая глаз. — Не хочу никуда идти. Тут хорошо: солнышко светит, ветерок дует, ты сидишь…

Он бы с куда большим удовольствием пристроил голову не на мешке, а у нее на коленях и дремал, пока тонкие пальцы бездумно перебирают ему волосы. Но если он устроится так, благородных удар хватит, а их люди сочтут Ингрид шлюхой и попытаются добыть благосклонность. Она, конечно, быстро и доходчиво объяснит самым настырным, в чем их ошибка, но возмездие будет чересчур необратимым. Так что не стоит дразнить остальных…

Но едва он устроился по-настоящему удобно и задремал, из шатра закричал Хаук, зовя Ингрид.

Ингрид поднялась — вроде бы не торопясь, но удивительно быстро. Исчезла за пологом. Эрик сел, навострив уши, сон разом слетел. Похоже, случилось именно то, чего он опасался. Что за дурной у него язык, что ни скажет, так непременно накаркает? Одно время он даже зарекался озвучивать любые сомнения — но и это не помогло. Как подумаешь о какой-нибудь гадости, так она непременно случится. Вот и сейчас…

Ничего, Ингрид должна справиться. Но ее голос, донесшийся из палатки, Эрику не понравился. Кто-то, кто ее не знает, сказал бы, что девушка говорила спокойно и уверенно. Но за годы, проведенные вместе, Эрик научился различать, когда она в самом деле безмятежна, а когда только делает вид. Ингрид будет сохранять спокойствие даже на эшафоте, это у него самого все по лицу можно прочитать с полувзгляда. Но, судя по тону, ей очень не нравилось то, что она увидела в палатке. И еще она не была уверена, что сможет с этим совладать.

Эрик прикрыл глаза, опершись локтями о колени. Ингрид не будет упорствовать, если поймет, что не справляется. Позовет. Но пока можно урвать минуту-другую покоя…

Размечтался.

— Вам плохо, господин? Чем-то помочь?

Эрик выругался про себя, пожалев, что пока не научился узнавать все окружение Хаука по голосу. Пришлось открывать глаза и смотреть, кто там такой заботливый, мать его так и разэтак…

Бруни. Ругаться расхотелось. На лице парня читалось искреннее беспокойство, как и когда Эрик возвращался с Хауком и Ингрид, которая чуть не разбилась.

— Все хорошо. Просто решил подремать, — сказал Эрик.

Оруженосец ему нравился — может, смышленым лицом, а, может, потому, что они были почти тезками. Когда-то Эрика звали так же — но, оказавшись в университете, он решил сменить имя. Чтобы не осталось вовсе ничего общего с прошлой жизнью, в которой кличку «ублюдок» он запомнил прежде имени, а драться научился едва ли не раньше, чем получил право сменить детскую рубашонку на штаны.

Хотя Бруни едва ли рос в деревне. Говор не тот — Эрик не удивился бы, узнав, что парень грамотен. И все же простолюдин. Надо будет как-нибудь расспросить, откуда он родом и кто растил. Гарди сказал — сам пришел на службу проситься. Не каждый на такое решится. Можно ведь и плетей получить за наглость.

— Господин Хаук велел показать вам место, — не унимался тот. — С остальными благородными, вон в том шатре. Пойдемте…

— Я не благородный. И хочу отдохнуть.

— В шатре вы сможете лечь и отдохнуть, пока слуги не подадут еду.

Это уже становилось утомительным.

— Мне нравится сидеть тут. Здесь удобней размышлять о вечном.

— Прошу прощения?

Эрик вздохнул. Посмотрел на него снизу вверх, постаравшись придать лицу приветливое выражение.

— Когда мне понадобится помощь, я ее попрошу. Спасибо. — Эрик сунулся в кошель на поясе, протянул оруженосцу медяк. — У тебя наверняка полно дел, займись ими. А я займусь своими.

Он хотел было добавить, что благодарен за заботу, но из шатра выглянула Ингрид, и, встретившись с ней взглядом, Эрик молча поднялся и нырнул под полог.

Хаук сидел рядом с женой, накрыв ее руку своей. Для непривычного человека зрелище наверняка было жутким. Адела упиралась руками в колени, подавшись вперед. Один ее глаз заплыл, превратившись в щель, губы раздуло на пол-лица. Дыхание казалось тяжелым, свистящим. Кожа — там, где ее не затронул отек, стала бледной почти до синевы, а когда Эрик коснулся запястья девушки, то едва нащупал пульс — сердце билось слишком быстро и слишком слабо.