Ночные услады - Патриция Райс

Эльвина понимала, что все еще не вполне ясно мыслит, но объясняла свое состояние слишком долгим употреблением сонного зелья, которым поила ее Марта. Со временем все придет в норму, и она снова станет прежней. И все же кое-что в ней странно изменилось: тело, некогда сильное и легкое, ослабело и отяжелело… Ей чаще, чем раньше, хотелось есть и спать. То и дело приходилось присесть отдохнуть. Наверное, стоило подождать полного выздоровления, прежде чем планировать побег.

Осень сменила лето внезапно — за одну ночь. Проснувшись утром, Эльвина увидела, что изо рта у нее идет пар, а земля в лесу покрыта инеем. Теперь требовалось вдвое больше хвороста, чтобы поддерживать тепло в пещере.

К полудню распогодилось, и Эльвине, то и дело подбрасывающей хворост в огонь, стало жарко. Волосы намокли и прилипли ко лбу. Ванны или даже большого корыта, в котором она могла бы помыться, у Марты не было, и до сих пор Эльвина мылась в ближайшем ручье. Теперь же, когда так сильно похолодало, следовало придумать какую-то замену ручью.

Эльвина остановила взгляд на бадье, в которой непрерывно кипело над очагом варево. Посудина была маловата для того, чтобы использовать ее как ванну, но воды в ней можно было бы согреть вполне достаточно.

Перелив содержимое бадьи во все имевшиеся миски и плошки, Эльвина принесла воды из ручья. Согрев воду, она разделась, с радостью освободившись от вонючего тряпья. Вспомнив о своем восточном наряде, девушка удивилась, куда он подевался, но теперь она испытывала к танцу, некогда так нравившемуся ей, крайнее отвращение. Размышлять об этом не хотелось. К тому же сейчас перед Эльвиной стояли более насущные проблемы: надо было прокипятить тряпье, избавившись тем самым от насекомых.

Марта вошла как раз в тот момент, когда Эльвина закончила намыливать волосы мылом, сваренным из гусиного сала. Услышав шаги, она обернулась. На фоне светлого проема двери четко обозначился ее силуэт с полной грудью и округлившимся животом.

К удивлению Эльвины, морщинистая старуха одобрительно кивнула, окинув зорким взглядом отяжелевшую фигуру молодой женщины.

— Живот низкий. Значит, скорее всего ты носишь мальчика. Это хорошо.

Марта подошла к столу и взяла плошку с остывшей похлебкой, ничем не выказав, что заметила ошарашенный взгляд Эльвины.

Девушка перестала мыть голову, и волосы упали ей на плечи, накрыв спину и грудь. Она посмотрела вниз, провела намыленной рукой по груди и животу. Еще весной грудь ее была маленькой и по-детски задорно приподнятой. Теперь она заметно увеличилась и опустилась вниз. Некогда плоский живот выступал вперед. Эльвина с ужасом смотрела на это очевидное свидетельство реальности ее кошмарного сна. И в этот момент ребенок шевельнулся в ней, словно спеша заявить о своем существовании.

Ребенок! Как могла она забеременеть от бреда или сна? Эльвина провела ладонью по животу, оказавшемуся твердым на ощупь. Она знала, откуда берутся дети. В тот момент, когда Эльвина отдавалась Филиппу, она не думала о последствиях, поскольку знала, что многие женщины остаются бездетными даже в замужестве. Могла ли она предположить, что понесет после первого раза, проведенного в постели с мужчиной? Но боялась Эльвина не этого.

Охваченная внезапным холодом, Эльвина стянула покрывало с соломенной подстилки, служившей ей постелью, и, укрывшись, начала кипятить одежду. Инстинктивно она цеплялась за привычные вещи, такие, как соблюдение чистоты. «Думай о насущном, не думай о том, что тебя ждет. Особенно когда Марта не спускает с тебя своих черных сверлящих глаз».

Ночью, прислушиваясь к тяжелому дыханию Марты, Эльвина вернулась к тому дню, когда, как очевидно, зачала ребенка. Она прекрасно помнила того сурового и смуглого нормандца, чье семя проросло в ней. Все случилось хоть и неожиданно, зато вполне естественно и повода для особой тревоги не вызывало. Если бы ребенок появился в результате их дневного соития. Но то, что было потом: глухой рокот невидимых зрителей, тело, пригвожденное к каменному пьедесталу, лунный свет и безумная, нечеловеческая похоть, обуявшая обоих…

Эльвина зябко поежилась. Тот человек, что брал ее на каменном жертвеннике, имел облик Филиппа, но душу дьявола. Глаза его горели зеленым адским пламенем. Какое же чудовище растет в ее лоне?

Шли дни, становилось холоднее, и первый шок от осознания своего нового положения у Эльвины постепенно прошел. Она смирилась с судьбой и, более того, находила в изменении, произошедшем в ней, успокоение. Ребенок рос, заявляя о себе, то вздрагивая, то начиная брыкаться, когда Эльвина меньше всего этого ожидала. Ребенок был ее частью, ее плотью и кровью. Скоро у нее будет семья, и от этой мысли сердце Эльвины трепетало от радости.

Она больше не вспоминала об отце ребенка. Сэр Филипп обещал защищать Эльвину и предал ее. Он провел с ней ночь, за ужином выпил слишком много, а наутро уехал, даже и не подумав о той, которая охотно отдала ему свое единственное богатство — невинность. И ради чего? Ради минутной прихоти. Эльвина заставила себя не вспоминать о нем никогда, разве что ночью, когда представляла его ^обжигающие поцелуи и нежные ласки.

Пришла зима, и стало тяжелее передвигаться. Эльвина ходила, переваливаясь, тело все чаще требовало отдыха, и отходить далеко от пещеры она уже не могла. Марта взяла на себя обязанности по сбору хвороста, а Эльвина стала готовить порошки, притирания, мази и травяные отвары. В отсутствие Марты она читала старинные книги, написанные скандинавскими рунами и на латыни. Эльвина была обучена грамоте, так что, внимательно изучая тексты, получала представление о прочитанном, хотя и не вполне ясное. В этих книгах говорилось о силе, таящейся в растениях. Там же Эльвина нашла рецепт сонного эликсира, сведения о лекарствах, способных предотвратить беременность ускорить роды, о зельях для приворота и отворота.

Латынь Эльвина знала довольно хорошо, а вот том, написанный рунами, представлял собой будоражащую воображение загадку. Отец научил Эльвину читать некоторые руны, надписи на камнях, таких, какие она видела в том кошмарном сне. В книге она встретила знаки с похожим начертанием, но, пытаясь соединить их вместе, прочла такое, от чего ее бросило в дрожь. Услышав шаги старухи, она положила книгу на место и начала толочь порошок в ступке как ни в чем не бывало.

До сих пор Эльвина не считала себя пленницей, а старуху своим стражем. Убежать было бы легко, но поскольку идти все равно некуда, то и бежать ни к чему. Теперь она понимала, что неспроста была в апатии. Марта постоянно добавляла в ее пищу травы, лишавшие воли, так что старухины зелья держали Эльвину в этой тюрьме надежнее, чем самые крепкие стены.

Нельзя сказать, что это открытие принесло ей пользу. Марта больше не опаивала Эльвину, но на таком сроке беременности она едва ли могла бы часами бродить по лесу в поисках человеческого жилья. В январе повалил снег. Вокруг пещеры выросли такие сугробы, что ходить стало почти невозможно. Пока деваться Эльвине было некуда — капкан захлопнулся на время, но, когда ребенок родится, будет совсем другое дело.

Утешая себя подобными мыслями, Эльвина кое-как пережила зиму и, дабы время не пропадало впустую, решила перенять как можно больше от той, что держала ее в плену. Теперь Эльвине стало совершенно ясно, что Марта пользовалась в округе репутацией знахарки и колдуньи. Насколько действенны были лекарства, приготовленные старухой, или ее заклинания, оставалось лишь догадываться. Тем не менее Эльвина могла многому научиться у Марты.