Любовь и горы - Ким Уолен

– Некоторых членов вьючной экспедиции, пропавших в прошлом году.

– Что?

Голос Гейл зазвенел в тишине. Она выглядела напуганной, хрупкой и беззащитной. Короткие светлые волосы в беспорядке обрамляли ее лицо, глаза широко распахнулись, что придало ее облику сходство с ребенком. Ему вдруг захотелось взять ее на руки. Гейл так красива и так доверчива.

– Да я шучу. Они ищут останки давнишней экспедиции Фремонта.

В глазах Билла запрыгали смешинки. Гейл такого раньше не замечала. Если бы она не была встревожена минутой раньше, то могла бы посчитать эту шутку смешной.

Но то, что он шутил, было так на него не похоже. Она никогда не думала, что у Билла есть чувство юмора. Такое открытие было не только приятно, но и шокировало. Билл открывался с другой стороны, и это заставило ее выйти из рамок устоявшегося представления о нем. А это было опасно.

«Гейл, будь порядочной с этим мужчиной, держись от него подальше, не снисходи до игры, и тогда опасность минует тебя».

– О, – ответила она ровным голосом, – экспедиция Фремонта, это которая была… дайте вспомнить, в сороковых годах XIX века?

Еще несколько дней назад Гейл пришлось доказывать, что она была не только куклой с ухоженными – тогда – ногтями и дорогой прической, хотя это было важно для нее. Ей очень хотелось выполнять свою часть работы наравне с другими. Но потом все перемешалось: то злилась на себя и на него, то она кокетничала своим умением готовить. Потом вообще решила положить конец флирту. А теперь… «О Боже!.. Что происходит?»

Билл стал серьезным.

– Я думаю, 1840 год. Немногим раньше экспедиции по верхним Скалистым горам и Орегону.

– Ты знаешь, откуда произошло название Старвейшн– Галч? Я могу вспомнить все подробности, если это тебе интересно. В той экспедиции погибли несколько человек. Умерли от голода. Мак очень хочет проявить себя знатоком в археологии и приглашает некоторых туристов на выход вне маршрута. Похоже, они с Шелби этим сегодня и занимаются.

– Да, точно, – пробормотала Гейл, глядя мимо него. Насколько она знает Шелби, поиск останков вполне мог основательно увлечь ее. Ну ясно, они с Маком два сапога пара.

– А больше тебе сказать нечего?

Она почувствовала, что ее щеки горят. Она покачала головой.

– Ох, не обращай внимания. – Она пересела на лавку, схватила печенье и откусила кусочек. – Так, – сказала она, пытаясь вести себя спокойно. Она совсем не была в восторге оттого, что им предстояло провести день вместе. – У тебя есть планы на сегодня?

Наступила неловкая тишина. Гейл взяла бисквит и откусила еще немного, хотя есть ей совершенно не хотелось, тесто крошилось, было трудно жевать. Может, потому, что ее рот и губы неожиданно стали сухими? Наконец она проглотила, запивая кофе.

– Я думаю, днем мы можем делать все, что пожелаем, – спокойно проговорил он. Гейл внезапно почувствовала голод и взяла вилку, чтобы съесть порцию холодной яичницы. «Что он предложил?»

– Что ты собираешься делать? – снова спросил он.

Она знала, что если взглянет на него, то он точно догадается, чем ей хотелось бы заняться. И она ничего не могла поделать. Ей надоело уговаривать себя. Она подняла глаза.

– Ты уверен, что мы одни? – Вопрос прозвучал смело.

Вместо ответа он медленно опустил голову. Ей показалось, что тень тревоги скользнула по его лицу. Всего на мгновение она отвела от него взгляд. Он поглубже надвинул свою ковбойскую шляпу. Она, осмелев окончательно, поглядела в его пронзительные глаза. Он посмотрел в ответ с немым вопросом. Что это означало? Уж не думал ли он, что она сама набросится на него? Ну уж это слишком.

Ни один мускул не дрогнул на лице Билла. Его губы сжались в одну линию, и при этом он был чертовски сексуален. «О проклятие, пропала».

Она не могла догадаться, что он задумал, но точно знала, чего он старался не допустить и чего она тоже теперь постарается не допустить.

«Боже, помоги».

Гейл пригладила свои взлохмаченные волосы и неожиданно придумала.

– Мне хотелось бы… принять ванну.

Билл выпрямился и с недоумением посмотрел на нее:

– Ванну?

– Да.

Она вполне могла ожидать от него иронии по этому поводу, например: может, вам, мисс, ванну прямо сюда подать? Ну, ванну не ванну, а купание в горной речке ее вполне бы устроило. С тех пор как она мылась, прошло несколько дней, и если сейчас же она не окунется вводу, ей будет совсем плохо.

Билл молча отошел от стола, как будто хотел положить конец разговору, который завел его не на ту тропку.

– Хорошо, – сказал он. – Мне нужно отогнать скотину, упаковать упряжь, убрать в кухне.

– Я могу это сделать. Ты готовил еду, – сказала Гейл, вставая.

Билл покачал головой и широко расставил руки. Вышло очень забавно, будто он хотел создать преграду между ними.

– Нет, ты готовила и убирала всю неделю. Я сделаю сам. Купайся, сейчас самое подходящее время для этого занятия. Ты помнишь правила.

Гейл повела плечом. Никоим образом нельзя было наносить вред окружающей среде, и поэтому все знали, как ходить в туалет, мыть посуду, убирать мусор, мыться, – на каждый из этих случаев существовала инструкция.

– Да, я помню.

У нее не было желания портить первозданную красоту этого уголка, и она не нуждалась в его напоминаниях.

– Хорошо, вон там, в коробке для утвари, есть таз. Где река, ты знаешь. Купайся, сколько хочешь, никто не будет тебе мешать.

Она молча кивнула и вышла из палатки-кухни. «Никто не будет тебе мешать». Эти вежливые слова еще долго стояли у нее в ушах. И она не совсем была уверена, что ей хочется остаться одной.

Билл немного повозился на кухне, стараясь не смотреть в сторону палатки Гейл. Услышав, как она прошла к реке, он тут же взялся за гору грязной посуды, пытаясь сосредоточиться на работе. И как только, по его расчетам, Гейл дошла до деревьев, скрывающих берег, Билл поднял голову и долго вглядывался в даль, ища ее глазами. Он едва успел заметить ее спину, золотисто-желтые волосы и перекинутое через плечо полотенце, прежде чем она скрылась за соснами.

Почему он вел себя так же глупо, как раньше? Что дернуло его снова заигрывать с ней, если прошлой ночью он сказал Гейл, что не хочет никаких отношений. Он хотел увидеть ее реакцию? Или чтобы она сошла с ума первая и пришла к нему, не на это ли он намекал, говоря о том, что они остались одни?

«Ты, вероятно, сумасшедший, сукин сын, хочешь быть наедине с ней. Ты же дал себе зарок. Но разве так уж страшно просто побыть с ней вдвоем, просто пообщаться?» Правда состояла в том, что он не только был очарован ею как женщиной и что его чувства к ней были глубже, чем он хотел.