Убить Пифагора - Маркос Чикот

«Вдохновите меня», — умоляла их Ариадна.

* * *

Она закрыла глаза и опустила голову, ожидая, когда к ней придут образы. Через некоторое время обреченно вздохнула. Не хотелось решать задачу с помощью краткого озарения. Она вдохнула, наполнив легкие безмятежной атмосферой храма. По крайней мере, теперь она чувствовала себя более расслабленной. Пора было возвращаться в комнату и биться над задачей дальше, пока не сядет солнце.

Ариадна снова уселась над пергаментом, мысленно перебирая все то, что делала до сих пор. Она решила разбить задачу на части и заняться каждой по отдельности. Через час ей показалось, что забрезжил какой-то результат, но у нее не было времени это проверить. Она пробовала так и эдак, записывая все, что приходило в голову. Свет, проникавший через окно, становился все тусклее.

В течение нескольких часов она работала в бешеном темпе, не возвращаясь к тому, что уже было сделано, пока не дошла до конца.

Теперь предстояло проверить, какие действия правильны, и подумать над теми, которые не удались.

Прежде чем вернуться к началу задачи, она бросила быстрый взгляд в окно.

Было темно.

— Нет! — воскликнула она.

Схватила пергамент и молнией выскочила из комнаты, чувствуя, что глаза наполняются слезами. Бегом пересекла поселение и в отчаянии ворвалась к отцу. Пифагор сидел за столом и ждал.

— Время истекло, — сказал он строго, как диктовали правила. — Солнце только что зашло… впрочем, полагаю, прошло не больше минуты с тех пор, как ты написала ответ.

Он протянул руку, и Ариадна вложила в нее пергамент.

— У меня нет времени проверить, — обреченно пробормотала она.

Пифагор развернул перед собой свиток и начал его просматривать.

— Я разделила задачу на действия, — сказала Ариадна. — Начало здесь. — Она ткнула пальцем в пергамент, — а затем следует…

Дочь стояла рядом с Пифагором, чтобы лучше видеть собственные каракули, и осознавала, что перед ней полный хаос. Дело не только в том, что в большинстве действий, если не в каждом, имелись ошибки, а главное, невозможно было понять, была ли эта мешанина чем-то большим, нежели бессмысленное нагромождение значков и символов.

Через две минуты Пифагор поднял глаза от пергамента и устремил на нее суровый взгляд. Затем начал длинную речь.

Услышав его слова, Ариадна заплакала.

* * *

Первое, что вызвало у нее слезы, — это осознание того, что она разгадала тайну додекаэдра. Все действия оказались правильными.

— Ты решила одну из самых сложных и важных математических задач, которые когда-либо решал человек. — Голос Пифагора звучал торжественно и почтительно. — Во всем мире на это способны не более двадцати душ. — Он сделал паузу и продолжил, подчеркивая каждое слово: — Отныне ты хранитель важнейшей тайны, одной из самых ценных наших тайн, и ты знаешь, что клятва заставит тебя хранить ее даже ценой собственной жизни.

Ариадна кивнула, сжав мокрые от слез губы. Затем Пифагор сказал, что клясться придется еще не раз: чем важнее тайны, которые она постигнет, тем строже будет клятва. Обычно клятву давали на специальной церемонии в присутствии нескольких членов братства, но поскольку никто не должен быть в курсе того, что Ариадна овладела этими знаниями, свидетелями церемонии будут только они двое.

Отец признался, что гордится Ариадной, однако напомнил о том, что она должна неукоснительно слушаться и равномерно изучать различные предметы, входящие в его учение.

— Думаю, через два-три года ты сможешь пройти испытания и стать учителем. Разумеется, проблем с геометрией у тебя не будет, но нельзя забывать, что дисциплин много.

Слушая отца, Ариадна кивала.

Со следующего дня она занялась остальными предметами и изучала их с тем же усердием, которое вложила в геометрию. А через два года, когда ей исполнилось двадцать два, стала самым молодым учителем братства. До поры до времени никто ничего не знал: они объявили об этом лишь несколько лет спустя, когда Ариадна достигла положенного возраста.

Отец хотел, чтобы Ариадна поднялась на следующую и последнюю ступень посвящения и стала великим учителем. Он разработал для нее специальную семилетнюю программу и продолжал лично руководить ее подготовкой. Однако через три года после получения степени учителя Ариадна внезапно взбунтовалась.

— Отец, вот уже десять лет я заперта в братстве и не общаюсь практически ни с кем, кроме тебя. Думаю, мне пора вернуться к людям. Сейчас мне хотелось бы заняться именно этим, а учеба пока подождет.

Пифагор смотрел на нее задумчиво. Когда Ариадне было пятнадцать, он стал ее личным опекуном. В то время учеба не была ее главным делом, однако продвигалась она с удивительной скоростью, и он втайне мечтал, что она пойдет по его стопам. Несмотря на это, он не собирался позволять этим мечтам помешать его главной задаче — защищать Ариадну и пытаться сделать все возможное, чтобы девочка была счастлива.

— Так тому и быть. — Им овладела печаль: он чувствовал, что Ариадна не вернется к учебе, но в то же время он радовался за нее. — А может, тебе поработать учителем в школе?

Ариадна согласилась и на следующий же день приступила к работе. Она начала отлучаться из общины, сначала ездила по делам в Кротон, а затем и в другие города, куда Пифагор посылал ее в качестве представительницы.

В последующие годы она объездила почти всю Великую Грецию. Тем не менее поиски Акенона были первым заданием, заставившим ее отправиться в Сибарис.

Очнувшись от воспоминаний, она поудобнее уселась на кровати, положила ногу на ногу и прислонилась спиной к стене. Затем еще раз взглянула на восковую дощечку, где изображался метод построения додекаэдра. Улыбнулась и стерла чертеж, тщательно разгладив воск.

До ужина оставался час. Она положила дощечку на кровать, глубоко вдохнула и закрыла глаза. Ей предстояло применить на практике другой навык, в котором, наряду с геометрией, она изрядно поднаторела благодаря отцу.

Она остановила поток мыслей и сосредоточилась на собственном сознании. Постепенно ей открывалось духовное пространство, пока она не овладела им полностью. Затем, черта за чертой, она вызвала в нем сияющий додекаэдр. Когда он был готов, она заставила его вращаться, пристально всматриваясь в каждый угол, в каждую грань. Через некоторое время освободила часть своего внимания и соединила его со своим телом. Максимально расслабила напряжение мышц, дыхание, сердцебиение… Снизив активность всего тела, она сосредоточила сознание на ментальном пространстве. Затем устремила все внимание к точке, пока не почувствовала, что там собралось все ее существо, скользящее в пространстве, порожденном ее собственным разумом. Она плавно перемещалась по этому пространству, приближаясь к огромному додекаэдру, который по-прежнему медленно вращался. И наконец проникла в его полость.

Окруженная додекаэдром со всех сторон, пребывая в центре его идеальных пропорций, Ариадна была полностью отрезана от внешнего мира. Собрала всю свою умственную энергию, чтобы проникнуть еще глубже. Прилагая огромные усилия, она проникала туда, куда не был способен попасть почти никто из великих учителей.