Мон-Ревеш - Жорж Санд

Что же касается Натали, то она давно уже не спала так спокойно. Она достигла своей цели и добилась первой победы.

Каролина, которая легла на два часа раньше сестер, проснулась на рассвете, угнетенная страшным кошмаром. Ей снилось, что сова рвет когтями ее самую красивую малиновку. Девочка кинулась к окну, открыла его, и прирученная, но свободная малиновка, спавшая на соседнем дереве, тотчас же влетела в комнату и запорхала над ее головой. Малютка утерла слезы, поймала птичку и отпустила ее, а сама вернулась в постель.

Амедей уже встал; отправляясь присмотреть за полевыми работами, он, проходя через лужайку, увидел Малютку у окна, но та смотрела только на свою птичку.

Когда взошло солнце, Флавьен, отлично выспавшийся у себя в «замке», вошел уже одетый в комнату Тьерре.

— Вставай, лентяй! — воскликнул он. — Утро чудесное. Ты прозеваешь самое яркое солнце, которое когда-либо золотило верхушки наших лесов, — добавил он с пафосом.

— Куда мы едем? — спросил Тьерре еще сонным голосом.

— Мы едем в ближайший морванский городок искать какого-нибудь нотариуса; мне надо, чтобы он заверил мою подпись под самой торжественной доверенностью из всех, какие ему, наверно, довелось составлять в жизни. Я хочу сыграть шутку — не бойся, вполне добродушную — с нашим соседом Дютертром. Он мне нравится, и я это докажу — сегодня же утром вручу ему документ; пусть потом хранит его в своем архиве. Эта бумага даст господину Дютертру полное право продать самому себе на любых удобных ему условиях некую недвижимость, которую он желает приобрести.

Тьерре протер глаза.

— Весьма галантно, — сказал он. — Манеры истого дворянина. Ты даже не знаешь, какие счастливцы вы, знатные дворяне: вы можете — конечно, если вы достаточно богаты — позволить себе столь безумный риск, зная, что вас никто за это не осудит. Если бы такой поступок совершил бедный поэт, про него сказали бы: «Вот сумасшедший, разыгрывает из себя знатного сеньора и жертвует из пустого тщеславия единственным куском хлеба, заработанным ценой бессонных ночей!» Если бы на такую операцию решился мелкий буржуа, сказали бы: «Вот пройдоха! Знает, верно, с кем имеет дело, понимает, что, выказывая такое доверие, извлечет из этого двойную выгоду!» А вот для графа Флавьена де Сож это не более чем любезность человека, умеющего вести себя в обществе. Да и что значит для тебя безделица в сто тысяч франков! Видишь, я с тобой откровенен, как ни с одной женщиной!

— Господин граф приказал подать лошадей; они ждут, — доложил, войдя в спальню, Жерве.

— Лошадей! — воскликнул, смеясь, Флавьен. — Наш славный старикан всерьез играет тут роль Калеба из Равенсвуда[18]. Я просил подать колымагу и Сезара, милый Жерве. Мы с тобой посмотрим в Шато Шинон, нельзя ли купить или нанять на то время, что мы будем здесь, коляску полегче и лошадку порезвее.

— Господин граф думает, что я шучу. Но во дворе стоят две отличные лошадки, уже оседланные, и грум на третьей лошади; а в сарае находится прелесть какая охотничья коляска. Если вам угодно взглянуть…

Жерве открыл окно; Флавьен и Тьерре подбежали и увидели воочию чудеса, о которых тот говорил. Они сразу же спустились во двор, чтобы рассмотреть их поближе.

— Что за фея приготовила нам такой сюрприз? — спросил Флавьен. — Может быть, среди наших соседей есть какой-то разорившийся потомок знатной семьи и он посылает нам на пробу все, что будет продавать с торгов?

— Что вы, сударь, дело обстоит куда проще. Господин граф сказал при мне вчера, что надо посмотреть в окрестностях, какие там есть лошади и коляски. Я рассказал об этом слугам в Пюи-Вердоне, они все передали своим хозяевам, и только что их грум приехал с лошадьми, другим слугой и коляской. Слуга уехал, сказав, что все это к услугам господина графа на любое время, какое ему понадобится: грум, экипаж и лошади.

— Вот тебя и обошли, вернее — обскакали! — сказал Тьерре Флавьену. — Дютертр, по-видимому, встает раньше тебя, и его учтивость опередила твою!

— Я в долгу не останусь.

— Каким же образом?

— А вот это ты мне подскажешь, ведь идея — это по твоей части.

— Пожалуйста, одна уже пришла мне в голову: отправь к нему Сезара и Жерве в огромном сосуде с винным спиртом, быть может, у него есть музей древностей.

Жерве скорчил гримасу, которая должна была изобразить улыбку; но в ней было больше презрения, чем восхищения остроумием Тьерре.

— Нет, это испугает дам, — ответил Флавьен. — А если я пошлю к ним тебя?

— В спирту?

Груму, который придерживал лошадей и, казалось, ничего не слышал, их разговор понравился, и он засмеялся, расплывшись до ушей.

— Это грум мадемуазель Эвелины, — сказал Тьерре Флавьену. — Без юной львицы и тут не обошлось — ведь это она уступает тебе часть своего зверинца.

— Как тебя зовут? — спросил грума Флавьен.

— Креж, господин граф, — уверенно ответил тот.

— Это местное имя?

— Нет, сударь, это прозвище, которое мне дала госпожа.

— Прозвище? Креж! Не понимаю, — сказал Тьерре.

— Когда госпожа Эвелина повысила мне жалованье, я сказал ей: «Спасибо, сударыня, теперь я богат, как Креж», С того дня госпожа только так меня и называет, и все к этому привыкли.

— Отлично, — молвил Флавьен, — вы мне кажетесь весьма остроумным, господин Крез. Так вот: я дам вам пять луидоров, если вы припомните, нет ли чего-нибудь такого, что нравится дамам Пюи-Вердона в моем доме или моем поместье, кроме самого поместья?

Грум, морванский крестьянин, упрямый и решительный, вовсе, видимо, не был ошарашен и не растерялся. Он помолчал, а потом заявил:

— В прошлом месяце наши дамы приходили сюда погулять. Они побыли в саду, затем отдыхали в доме. Послушайте, папаша Жерве, ручаюсь, вы небось не заметили, на что они обратили внимание, хоть и были при этом!

— Ни на что они не обратили внимания! — живо воскликнула Манетта — она прибежала и вмешалась в разговор, боясь, как бы порыв галантности хозяина не лишил ев Мон-Ревеш какого-либо предмета старомодной роскоши. — Чего, по-вашему, могли бы тут пожелать эти дамы, такие богатые, у которых столько прекрасных вещей? А у нас тут одно старье, все давно вышло из моды.

— Именно поэтому, — сказал Тьерре. — Ну, Крез, у вас, я вижу, острый взгляд, и вы наверняка что-то знаете. Говорите!

— Господи, это так просто! В гостиной Мон-Ревеша что-то есть, сам-то я не видал, потому как держал лошадей, пока дамы были в доме; не знаю, как эта вещь зовется, но когда мы возвращались, они про нее говорили, про эту вещь, только я не припомню что, и теперь мне все хочется увидеть ее. Вот так, сударь.