Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг - Алексей Исаев

Нарушения границы. Одной из важных частей театра абсурда последних предвоенных месяцев были нарушения воздушного пространства СССР немецкими самолетами. В частности, скандально известный советский историк 1960-х годов А. М. Некрич[44]пишет:

«С апреля 1940 г. не только пограничным войскам, но и частям Красной армии запрещалось открывать огонь по нарушителям советских воздушных границ. Германское правительство было официально об этом информировано. […] Нарушения советской воздушной границы с каждым месяцем принимали все большие масштабы. Советское правительство неоднократно заявляло германскому правительству протест. С января 1941 г. и до начала войны немецкие самолеты 152 раза нарушали советскую границу»[45].

СССР и Красная армия выступали в роли кролика, загипнотизированного удавом который парализованный страхом смотрит на своего мучителя и позволяет ему делать все, что тому заблагорассудится. Однако при этом деликатно замалчивался вопрос о том, имелись ли такие нарушения воздушного пространства Германии с советской стороны. Проще говоря, не имелось ответа на вопрос, как ситуация выглядела с другой стороны границы. На данный момент есть документы, позволяющие уверенно сказать, что границу перелетали в обе стороны. Например, 26 мая 1941 г. в суточном донесении отдела разведки и контрразведки 4-й немецкой армии сообщалось:

«Русский самолет войсковой авиации (истребитель И-16) — ясно видны русские государственные опознавательные знаки — 26.5.41 г. в 11 час. 40 мин. перелетел границу между Нарев в направлении Остроленка на высоте около 2000 м, пролетел над казармами в Войцеховице…

Русский истребитель (ясно виден советский государственный опознавательный знак) в 12 час. 10 мин. пролетел над германской территорией в районе Остров-Маз[овецкий], опустился до 50 м над городом и на высоте около 500 м перелетел через границу в районе Угниево. Время пребывания над территорией Германии составило около 5 мин.»[46].

Понятно, что это могли быть добросовестные потери ориентировки советскими летчиками в процессе выполнения учебных полетов. Отмеченные случаи, скорее всего, были заурядными ошибками в прокладке курса. Снижение же было попыткой сориентироваться. Однако летавшие над СССР немецкие самолеты-разведчики выдвигали ту же версию — потеря ориентировки.

В июне такие полеты продолжились. Так, 6 июня 1941 г. отдел разведки и контрразведки 4-й немецкой армии докладывал:

«1) 5.6.41 г. в 11 час. 58 мин. русский самолет, подойдя с севера, на большой высоте перелетел через Буг в направлении Сарнаки (40 км восточнее Седлец);

2) 6.6.41 г. между 10 час. 15 мин. и 10 час. 30 мин. 2 русских биплана типа Р-5 или P-Z на высоте около 500 м вторглись в воздушное пространство Германии на участке Коморово — Остров-Маз[овецкий] — Угниево. Время пребывания от 3 до 7 мин.»[47].

Не всегда наблюдатели могли разглядеть опознавательные знаки:

«10.6.41 г. в 10.00 час. 3 самолета из России перелетели границу рейха между Биркенберг и Штайнен и через короткое время под Биркенберг возвратились в Россию. Высота полета 1500 м. Одномоторный моноплан»[48].

Иной раз вторжения были довольно продолжительными по времени. 8 июня 1941 г. немецкий крепостной штаб «Блаурок» докладывал:

«В 12 час. 05 мин. перелетел границу русский моноплан. Направление полета: Кольно — Винчонта — Турау. В 13 час. 05 мин. самолет перелетел границу в обратном направлении»[49].

Интересно отметить, что в последних случаях речь явно идет об истребителях. Причины частой потери ориентировки пилотами-истребителями очевидны. Когда пилот не только занят пилотированием, но и вынужден прокладывать курс, ошибки неизбежны. Достоверных (по опознавательным знакам) вторжений в свое воздушное пространство советских двухмоторных самолетов немцы не отмечают.

Также немцами фиксировалась активность советской разведывательной авиации, действовавшей без нарушения границы соседа. В донесениях мелькают сообщения типа «два самолета-разведчика барражировали вблизи границы» или «5 русских самолетов-разведчиков пролетели вдоль границы на высоте около 1000 м».

Один из последних отмеченных немцами перед войной случаев пересечения германской границы советскими ВВС был в последний мирный день. В суточном донесении крепостного штаба «Блаурок» указывалось: «21.6 в 3 час. 30 мин. вторжение 3 русских истребителей над районом Яновка, 10 км северо-западнее Августов».

Соответственно претензии относительно нарушения советского воздушного пространства наталкивались на встречные претензии о нарушении воздушного пространства «Генерал-губернаторства». Приказ стрелять по нарушителям обернулся бы шквальным огнем «эрликонов» по «одномоторным монопланам» над Остров-Мазовецким с непредсказуемыми последствиями.

На земле. В то время как на территории «Генерал-губернаторства» (оккупированной немцами Польши) происходило накопление германских войск, части Западного особого военного округа вели боевую учебу и получали новую технику. Если в руках немецкого командования были танковые группы численностью в 130–200 тыс. человек, то в Красной армии крупнейшим подвижным соединением был механизированный корпус численностью около 30 тыс. человек. Несмотря на штатную численность в тысячу танков, мехкорпус не шел ни в какое сравнение с танковой группой по своим боевым возможностям.

В Красной армии формирование танковых соединений нового поколения началось с приходом на пост наркома обороны маршала С.К. Тимошенко. В конце мая — начале июня 1940 г. нарком обороны и начальник Генштаба представили в Политбюро и СНК несколько вариантов предложений, в которых предлагалось сформировать принципиально новые механизированные соединения — танковые дивизии. Однако догоняющий лидера, даже если бежит изо всех сил, не может достичь за год-полтора того же результата, что и начавший бежать несколькими годами ранее. По отношению к германским танковым войскам мехкорпуса РККА 1940 г. все равно оказывались вчерашним днем. Во-первых, по опыту первых кампаний немецкие танковые дивизии были сбалансированы, приведены к примерно равному числу танковых и мотопехотных батальонов. Советские мехкорпуса были перегружены танками в ущерб мотопехоте. Во-вторых, имеющаяся на вооружении техника, которая вынужденно пошла на формирование мехкорпусов (за отсутствием альтернатив), была создана, исходя из более простых задач.

В первую очередь это касалось мехтяги артиллерии. Еще на совещании руководящего состава РККА в декабре 1940 г. командир 6-го механизированного корпуса ЗапОВО Михаил Георгиевич Хацкилевич говорил: «…мы имеем в артиллерии трактора СТЗ-5, которые задерживают движение. Наша артиллерия, вооруженная этими тракторами, имеет небольшую подвижность и отстает от колесных машин и от танковых соединений. (Из президиума: 30 км в час). М. Г. Хацкилевич: Теоретически это так, а практически он такой скорости не дает»[50]. Транспортный трактор СТЗ-5 действительно был не лучшим образцом для подвижных соединений. Имея мощность двигателя всего 50 л. с, он существенно уступал полугусеничным тягачам немецких танковых дивизии, оснащенных двигателями в 100–140 л. с. В результате артиллерия мехкорпусов в ходе их маневрирования во время сражения отставала от танков. Кроме того, юный возраст советских танковых соединений накладывал отпечаток на их использование. Командиры и командующие далеко не всегда понимали принципы использования мехкорпусов, привычно раздергивая их на мелкие части для решения узких задач. Иногда это было обусловлено обстановкой на фронте, иногда — нет.