Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко

В Кейптауне в последний вечер пребывания Джона на корабле Конрад пригласил его к себе в каюту, и Джон тогда же почувствовал, что из всех впечатлений этого путешествия он останется для него самым памятным. Он кратко рассказал Джону историю своей жизни: «Я старше тебя, Джон, на десять лет, родился 3 декабря 1857 года, и мое настоящее имя Теодор Юзеф Конрад Коженевский. Мой отец, польский дворянин Аполлон Коженевский, служил тогда управляющим имениями своих богатых родственников в Бердичеве. В сороковых годах он учился в Петербургском университете, переводил на польский Гюго и Шекспира, сам писал стихи. Он принимал самое деятельное участие в подготовке Польского восстания 1863–64 гг. Но еще до его начала был сослан с семьей в Вологду, затем переведен на Украину в Чернигов. В 1865 г. умерла моя мама, она происходила из семьи польских помещиков Бобровских. Отец со мной переезжает во Львов, затем в Краков, получив на это разрешение как безнадежно больной, где вскоре умирает. С 12 лет я жил в семье дяди Тадеуша Бобровского. Решив осуществить свою давнюю мечту, я в 17 лет бросил обучение в гимназии и уехал во Францию, в Марсель, изучать морское дело. Поверь мне, мой дорогой Джон, – говорил он с такой проникновенной искренностью, что в ней нельзя было сомневаться, – в Марселе я по-настоящему начал жить. Там у щенка открылись глаза. В Марселе я прожил три с половиной года и уже неплохо изучил французский язык. Но еще в Польше я мечтал об Англии – стране Чарльза Диккенса, капитана Кука и полярника Франклина. В 1878 г. я нанялся матросом на английский корабль, идущий к Британским островам. Я приплыл туда, не зная ни слова по-английски. Учиться читать по-английски я начал по газете “Стандарт”, а впервые услышал английскую речь от рыбаков, моряков и судовладельцев восточного побережья. Мне удалось устроиться на торговый флот и плавать на парусниках и пароходах, перевозящих уголь и тропическое дерево, джут и шерсть. Последовательно сдавая экзамены, мне удалось через два года стать штурманом, а еще через шесть лет – капитаном Королевского флота. В 1884 г. я получил английское подданство». Но то, что он уже написал свой первый роман «Каприз Олмейера» и работал над рукописью, он не сказал Голсуорси. Поэтому его советы Конраду стать писателем, так много интересного он знал и так хорошо говорил, несколько запоздали. Зато, возможно, общение с Конрадом впоследствии наряду с другими обстоятельствами и подтолкнуло Джона к литературному творчеству.

Сойдя на берег в Кейптауне, Джон и Тед в Маунт Нельсон отеле встретили кембриджского приятеля Теда Сондерсона М. Барлоу, впоследствии ставшего пэром сэром Монтегью Барлоу, баронетом. Эта встреча привела к тому, что Джон, согласно плану, сошел с «Торренса» и отправился осматривать шахты в Хай-Констанции, остановившись в старой голландской ферме. После чего, пересев на более быстроходного «Шотландца», через 15 с половиной дней был уже в Англии, в то время как Тед со своим кембриджским приятелем и Конрадом продолжали путешествовать на «Торренсе».

Хотя было ясно, что увлечение Сибиллой у Джона уже прошло, отец для закрепления эффекта сразу же снова посылает его инспектировать шахты, принадлежащие английской компании, одним из директоров которой был Джон Голсуорси-старший, на Юге России. В то время Джон из иностранных языков знал немного только французский. Поэтому передвижение по Германии, Польше, а он ехал из Берлина в Варшаву, не говоря уже о России, было для него весьма непростым делом. Его первое знакомство со «сложной славянской душой» произошло уже в Варшаве, где он должен был переехать с одного железнодорожного вокзала на другой. Он договорился с извозчиком совершить такой переезд со своим багажом на дрожках за десять рублей. Его тогда поразил и сам вид города, громадными булыжниками вымощенная дорога, создающими «особую прелесть езды», крики извозчика, свист его хлыста и звон бубенчиков. Вдруг внезапно посередине пустыря между городом и вокзалом извозчик останавливает свои дрожки и, спрыгнув на землю, говорит: «Двадцать рублей». «Десять», – сказал Джон, настаивая на прежней договоренности. «Двадцать», – повторил извозчик и стал сгружать с дрожек багаж Джона.

Джон внимательно посмотрел на него. Это был свирепый человек. Затем Джон посмотрел на пустырь, который казался громадным, и на свои часы – до отхода поезда оставалось двадцать минут.

«Хорошо, – согласился Джон, – двадцать рублей», – и вручил их извозчику. Он взял их как ягненок, снова погрузил багаж Джона на дрожки и взмахнул кнутом. Джона восхищало благородство извозчика. Он не останавливался снова и не требовал с него сорока рублей. Они домчались прямо до станции ко времени назначенного отправления поезда. Правда, Джон должен был ожидать поезда два часа. Джон не знал, что его больше удивило – манера вести дела или соблюдение расписания движения поездов.

Инспектируя шахты на юге России, Голсуорси остановился у своего кузена Герберта Маршалла, который позже женился на русской девушке Ольге Шестаковой. Возвращаясь домой, Джон воспользовался возможностью посетить Крым. Он совершил плавание по Черному морю в Константинополь, запомнившееся ему сильным штормом, и уже оттуда вернулся в Англию.

Шел ноябрь 1894 года. Джон Голсуорси продолжал формально числиться в адвокатуре. Он регулярно появлялся в своем кабинете в Пейпер-Билдингз № 3 в Темпле («Иннер-Темпле»), похожем на монашескую келью и где его почтительно приветствовал мелкий клерк Джордж: «Доброе утро, сэр! Вам поступило на рассмотрение новое дело». Везде одно и то же, думал Джон. И, когда он изучал право сначала у мистера Медде, Стоун Билдингз № 5 на Линкольнз Инн, затем у мистера Бредли Дайна, на Нью Сквер, Линкольнз Инн, а потом с мистером Лэйнгом, все эти годы с 1890 по 1894. Но в своем кабинете он мог начать писать свое первое литературное произведение. Из его кабинета открывался вид на сад Иннер-Темпла, плавно спускающийся к набережной Виктории. А административные здания в псевдотюдоровском стиле за тюдоровскими воротами Линкольнз-Инна на другой стороне улицы от здания Гильдии юристов были построены в викторианскую эпоху. Уже с начала XIII века на самой границе лондонского Сити к югу от Стрэнда и Флит-Стрит появились гостиницы, называвшиеся Судебные Инны, где английские юристы могли изучать право, которое тогда не преподавалось в университетах, а также питаться, отдыхать и спать. Джон понимал, что каждый барристер[1] должен пройти обучение в одном из Иннов, чтобы получить право выступать в суде. Более того, существующая система протекционизма, так как у его семьи были соответствующие связи, обеспечивала ему возможность поступления в Линкольз-Инн. И так как в Судебных Иннах обучались да и преподавали исключительно выпускники Оксфорда и Кембриджа, занимаемый ими район с его старомодными, вымощенными камнем дорожками обладает утонченной атмосферой колледжей этих старинных университетов. И эта атмосфера не возмущала эстетическое чувство Джона.

К этому времени он уже не жил вместе с родителями. Вместе со своим однокурсником Джорджем Монтегю Харрисом Джон Голсуорси снимал квартиру на Пэлейс стрит, Бакингейм Гейт, вблизи королевской резиденции, а затем они переехали в квартиру в Санкт Маргарет Мансионз на Виктория стрит, ближе к Вестминстеру. У Голсуорси с Харрисом еще со студенческих лет был общий интерес – любительская игра в частных домашних театрах, который их сильно сблизил. О них говорили, что они оба были «супер» в «Насмешницах» (университетское драматическое общество). Джон соглашался участвовать вместе с Джорджем в многочисленных спектаклях, ставившихся в Торки, где тогда жил его друг, и в разных загородных домах, будучи наиболее хорошим в спокойных серьезных пьесах о повседневной жизни. Он никогда, как тогда казалось, не собирался писать пьесы сам.