И как ей это удается? - Эллисон Пирсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю. Я умер бы со скуки. К тому же… — Рич гладит мою щеку и убирает за ухо выбившуюся прядь, — если захочется домашних кексов — я знаком с одной фантастической женщиной, которой здорово удается их подделывать.
После рождественского ланча с Шеттоками я мечтаю только о том, чтобы безраздельно отдаться Леонардо Ди Каприо на телеэкранном «Титанике», но вынужденно ограничиваюсь ролью экскурсовода — конвоирую Бена по гостиной, пока мой мальчик изучает журнальные столики, пробует на зуб электрошнуры от настольных ламп или запускает ладошки в блюда с орехами в разноцветной фольге. Прикидываю варианты: если отниму орехи — рискую заполучить истерику и осуждение со стороны родственников («Она что, собственного ребенка не способна утихомирить?»); если пойду на поводу и разрешу подавиться — рискую жизнью сына и дорогущим ковром Барбары.
Пока Бен спит, мне удается улизнуть. Устроившись на кровати с ноутбуком, строчу письмо в другой мир.
От кого: Кейт Редди
Кому: Дебра Ричардсон
Дорогая моя Дебс, ну как Рождество? Здесь налицо все до единой английские рождеств. традиции: мясные рулеты, песнопения, подковырки исподтишка. Свекровь в поте лица собирает чемодан скорой продуктовой помощи для любимого сына, напрочь заброшенного бессердечной стервой из Сити. Ты ведь знаешь, я всегда говорю, что хочу быть со своими детьми. Я действительно хочу быть со своими детьми. Случаются вечера, когда, вернувшись слишком поздно, чтобы уложить Эмили спать, я иду в бельевую и нюхаю детские вещи. Боже, как я по ним скучаю. Никому никогда прежде не признавалась, до чего я по ним скучаю. Но когда я вместе с ними, вот как сейчас, их для меня слишком много. Все равно что за неделю прокрутить любовь от начала до конца. Внезапная вспышка страсти, поцелуи, горькие слезы, я люблю тебя, побудь со мной еще, закажи выпивку, его ты любишь больше, хочу тебя, твои волосы сводят меня с ума, иди ко мне, ненавижу.
Я выжата, напугана, мечтаю о работе, чтобы чуточку отдохнуть. Что это за мать, если она боится собственных детей?
С приветом из Ротли,
К.
Готова щелкнуть кнопку посыла, но жму «удалить». Есть предел исповедям, даже лучшей подруге. Даже себе самой.
Миссия доброй воли удалась на славу. Промашка отучилась лишь за обедом Дня коробочек[11], когда, в соответствии с названием этого праздника, мне хотелось нахлобучить каждому из своих самых дорогих и любимых по коробке на голову и как следует прихлопнуть.
Ричард обвинил во всем меня, и он где-то прав, но я ходатайствовала о снисхождении в связи с очевидным подстрекательством со стороны. У нас дома все нормально — дети как дети; у Шеттоков же они превращаются в боевые фанаты. Того и жди, что чека вылетит, произойдет взрыв — и либо шезлонгу Барбары изысканного коньячного цвета будет нанесен непоправимый урон, либо комплект рюмок для яиц от «Ройял Вурстер» разлетится по полу. А мы с Ричем мечемся по дому, на лету ловя бьющиеся ценности, как игроки команды-аутсайдера в отборочном матче по регби.
12.03
Сегодня у Шеттоков традиционный прием с коктейлями. Барбара назначила меня дежурной по орехам — раскладывать кешью, фисташки, арахис для детей постарше. Доналд из нуворишей, владелец сети магазинов спорттоваров в северных графствах, но, как истинный англичанин, не жалеет усилий, чтобы придать своему состоянию благородно древний вид. Ричард и Питер первыми из Шеттоков учились в частной школе, зато уж в самой престижной.
Наполняя орехами хрустальные вазочки, я думаю о том, как приятно быть хоть чем-то полезной в хозяйстве, но внутри ноет от гораздо более сложного, чем благодарность, чувства. Похоже на изжогу, которой неоткуда взяться — я сегодня еще не ела. Рождество у Шеттоков дается мне с трудом: в окружении почти идеальной семьи, я мучаюсь воспоминаниями о святках моего детства. Стоит Гарри Белафонте запеть на Радио-2 «Младенец Марии» — и я снова в родительском доме, и отец под хмельком снова топчется на кухне с голубем мира для матери — кружевной ночной рубашкой размера на два меньше или золотыми часиками, купленными по дешевке у приятеля на рынке. Отец всегда возникал как суперзвезда на экране, мгновенно заполняя собой все свободное пространство. А нам с Джулией оставалось только таиться за диваном и молить бога, чтобы мама еще раз его простила, чтобы разрешила остаться и чтобы мы отметили Рождество как все нормальные семьи. Как Шеттоки, например.
Часть вазочек с орехами я отношу в г-образную гостиную, стеклянными дверями глядящую на сад. Сияющий Доналд берет меня за руку и ведет знакомить с одним из своих приятелей по гольф-клубу. Лет шестидесяти с гаком, джентльмен одет в спортивный пиджак и кумачовую рубашку. Галстук в допотопности может соперничать разве что с перфокартой.
— Джерри! Позволь представить тебе мою невестку Катарину. Катарина у нас, знаешь ли, деловая женщина. Оставила себе девичью фамилию. Современная дама.
Джерри оживляется:
— По свету разъезжаете, Катарина?
— Да, в Штатах часто бываю и…
— А кто же присматривает за Ричардом, когда вы в командировке?
— Ричард. В смысле — Ричард присматривает за Ричардом. И еще за детьми. И еще у нас есть приходящая няня… Справляемся как-то.
Джерри рассеянно кивает, будто я делюсь с ним последними археологическими новостями о египетском водопроводе.
— Замечательно. С Анитой Роддик знакомы, дорогая?
— Нет, я…
— Надо отдать ей должное, верно? Волосы и все такое. Для ее возраста очень неплоха. Они обычно на этом жизненном этапе опускаются, согласны?
— Кто?
— Итальянцы.
— Разве Анита Роддик — итальянка? Мне казалось…
— Да-да. У нас одна соседка — итальянка, ну просто копия Клаудии Кардинале — до того, как та расползлась от макарон с сыром. Доналд сказал, вы… кем работаете?
— Я менеджер по фондам. Инвестирую средства пенсионных фондов, компаний в…
— Лично я всегда говорю: «Брэдфорд и Бригли» свое дело знают. Сберегательный вклад от тридцати дней, проценты в любую минуту.
— Звучит неплохо.
— Вы, значит, и толкаете нас в это паскудное евро?
— Нет, я тут…
— Глазом моргнуть не успеете, Катарина, как нас обдерут как липку, я вам обещаю. За что мы победу в войне одержали? Ну-ка, ответьте!
Во время подобных бесед наступает момент, когда твоя истинная сущность продирается сквозь завалы оберточной бумаги и вырывается наружу, как инопланетная тварь из груди Джона Херта[12].