Юлия - Алексей Митрофанов

– Конец тебе, урод, бля!

– Пошел вон! – Вовчик отвесил ему пинка, и тот со своей сумкой вылетел из купе.

– Зря вы с ним так, – с опаской сказал сосед напротив. – Могут быть неприятности.

– Возможно, – ответил Вовчик. – Но очень хотелось.

Поезд набрал скорость. Колеса стучали на стыках.

– Когда следующая станция? – спросил Вовчик.

– Через полтора часа.

Дверь купе вдруг распахнулась. На пороге стоял бритоголовый амбал в кожаной куртке.

– Это ты тут, чмо, наших пацанов обижаешь? – угрожающе спросил он.

Вовчик не ответил, только сел на полке. Бритоголовый занес кулак. Вовчик уклонился от удара и одновременно двинул ногой тому в пах. Затем врезал коротким прямым снизу в челюсть. И тут же добавил в дыхалку. Ему удобно было драться в тесном купе, стоя на полке, при его небольшом росте. Амбал рухнул на пол, выдохнув густое облако перегара. Карлик вытащил его в коридор и закрыл дверь. Больше их никто не беспокоил.

Много времени спустя сосед осмелел и спросил:

– Что на вас нашло?

– Сам не знаю, – ответил Вовчик. – Украина – страна мошенников.

– Я тоже украинец, – обиженно возразил сосед.

– К присутствующим не относится.

Вечером они пересекли границу, а рано утром поезд прибыл в Москву.

Шло время. Юлия постепенно перешла в большую политику. Из бизнеса она, ясное дело, не ушла совсем. Просто стала уделять ему меньше времени, переложив дела на помощников. Ее фирма подарила Москве в знак вечной дружбы мозаичное панно, которое красуется над входом в подземный переход к станции метро «Пушкинская» со стороны Страстного бульвара. Оно и сейчас там. Это чем-то напомнило Филатову девяносто второй год, когда все ждали новогоднего поздравления Ельцина, а в телевизоре появился Мавроди, который и стал поздравлять россиян с Новым годом вместо главы государства.

Кроме амбиций интерес Юлии к политике имел и внешний стимул – уголовное дело по долгам ее фирмы перед российским Министерством обороны. В ту пору вояки имели квоты на газ, которые и передали хохлам в обмен на обещание тех поставить стройматериалы. Объем сделки составлял примерно четыреста миллионов долларов. Стройматериалов они, ясное дело, так и не дождались, зато дождались возбуждения уголовного дела против министерских чиновников и против Юлии. Прокуратура выписала ордер на ее арест. Российского чиновника из Минобороны посадили, Юлия же осталась для следствия недосягаемой, потому что была гражданкой другой страны.

Она перестала бывать в Москве, чтобы не искушать судьбу. Возможно, что-то ей подсказало – из этой ситуации проще всего выйти через политику. Политика отличается от бизнеса тем, что в ней можно кидать партнеров безнаказанно. В бизнесе за это иногда приходится отвечать, в политике – никогда. В бизнесе договоренности, по крайней мере финальные, фиксируются на бумаге, в политике – только на словах. И это очень удобно – всегда можно отказаться от своих слов или заявить, что они неверно истолкованы или же их не было вообще.

Ресурс бизнесмена – его предприятие, несколько предприятий, иногда отрасль, если он олигарх. Ресурс политика высокого ранга – государство. Есть за что побороться. Бизнес – детский велосипед, политика – велосипед взрослый.

До Филатова доходила информация об успехах Юлии. Она стала мелькать по телевизору, упоминаться в новостях, обсуждаться комментаторами. Основав свою партию, Юлия сделалась серьезным политическим игроком, не боящимся конфликтов с властями. Впрочем, все конфликты шли ей только на пользу, способствовали росту популярности. Ее не просто уважали в народе, ее любили как некое воплощение Родины-матери. Уловив этот запрос, она украсила себя накладной косой, сложенной кругом, и слилась с образом знаменитой поэтессы начала двадцатого века, известной каждому украинскому школьнику, – Леси Украинки. Внешне она стала неотличима от нее и от ее величественно-романтического памятника на одном из киевских бульваров. Получилась Юлия Украинка и Родина-мать в одном лице – надежда на лучшую жизнь и достойную старость. Два образа слились в один, и народ охотно его принял. Юлия стала строгой, но справедливой классной руководительницей для всей страны. Страна охотно построилась перед ней на торжественную линейку. В ее ауре даже кандидат в президенты стал восприниматься как не менее строгий и не менее справедливый, хотя и далекий от реальности директор школы. В очередной раз сработал феномен Эвы Перон – народ поддержал ее мужа только потому, что всем нравилась сама Эвита.

Ситуация сделалась черно-белой. Силы добра, ведь школа это – безусловное добро, против сил зла – другого кандидата, который на их фоне смотрелся как Петька-хулиган, исключенный из восьмого класса за многочисленные прегрешения – курение, драки, мат и употребление вина.

Когда грянула «оранжевая» революция, Юлия оказалась в числе ключевых игроков на максимальную ставку.

Филатов наблюдал за ней все с большим интересом, но и с чувством отстраненности тоже. Эта борьба представлялась ему чужой. По сути, таковой она и была. Он предвидел за Юлей большое будущее, и вот оно начало воплощаться. Филатов даже и представить себе не мог, что Юлии опять понадобится его помощь. Но она понадобилась.

Сергей Иванович Лобенко работал ведущим на телевидении. Свою аналитическую программу Лобенко всегда вел в прямом эфире. Прежде чем предстать перед зрителями, ему требовалось завести, накрутить себя тем или иным способом. Сейчас он выйдет к телезрителям – жесткий, честный, срывающий всяческие личины, видящий ложь и алчность за обаянием политиков и их уверениями в служении народу.

– Сергей, осталась четверть часа, – напомнила Клара Бутова, состоявшая при нем редактором.

Они давно были коллегами и понимали друг друга с полуслова. Клара была выпускающей его программы.

Он поднял на лоб очки.

– Мне нужен тонус.

Она посмотрела на его блестящие глаза.

– Сегодня, по-моему, ты уже принял свою дозу.

– Лучше уж так, чем нюхать, – ответил Лобенко.

Клара фыркнула.

– Скажи еще – колоться. Заведи себе новую бабу, нарожай с ней детей – будет тебе тонус. Ален Делон, кстати, как-то сказал, что новая женщина – это свежая кровь мужчины.

– Кларочка, – Сергей шутливо притянул Клару к себе, – я бы на тебе женился, но ты неприступна. Нарожала бы мне еврейчиков.

В дверь аппаратной, служившей одновременно и кабинетом Сергея, постучали. Клара неохотно убрала его руку со своей талии.

– Пусти, хохол! – сказала она. – Сентиментальный хохол – вот ты кто. Твое место у Стены Плача. Пойду открою. Какая еще падла там скребется?

На пороге стоял человек лет сорока пяти. Он был приземистым, но хорошо сложенным. Черные короткие волосы покрыты лаком. Живые, ищущие глаза проскочили мимо Клары и уставились на Сергея. Густые брови и такие же усы с подстриженными концами. На носу у незнакомца изящно выгнулись очки в дорогой металлической оправе. Казалось, они скорее мешали, чем способствовали видеть, потому что он щурился. Из-под расстегнутой «аляски» выглядывали серый костюм, светло-зеленая сорочка и красный галстук, говоривший о некоторой агрессивности его владельца. Ни дать ни взять провинциальный предприниматель средней руки из тех интеллигентов, которые поэнергичнее.