Маленький плохой заяц, или Взаимосвязь религии и окружающей среды - Константин Михайлов

Есть у Цагна и семья, с которой в мифах нередко что-то случается. Один из таких рассказов представляет интерес и для нас. Начинается он так:

✦✦✦

«Некогда Ггоуну-Тсацоу, сын Цагна, отправился принести палок для отца, чтобы тот мог стрелять в людей, которые сидят на пятках. В зарослях он встретил бабуинов. Один старый бабуин, проходивший мимо Ггоуну-Тсацоу, спросил его, что он тут делает, и Ггоуну-Тсацоу рассказал, что должен принести отцу палок, чтобы тот мог стрелять в людей, которые сидят на пятках. Бабуин воскликнул:

– Эй, послушайте-ка этого ребенка!»

Подходит второй бабуин, потом третий и так далее, они зовут своих стариков, чтоб те послушали Ггоуну-Тсацоу. Каждый раз тот послушно повторяет, зачем его послал отец. Но тут следует неожиданный поворот. Когда герой в очередной раз говорит, что его прислали «достать палок для своего отца, чтобы тот мог стрелять в людей, которые сидят на пятках», бабуин вдруг восклицает:

«– Эти люди – мы!

И вот они стали бить Ггоуну-Тсацоу. Они били его кулаками и разбили ему голову».

Убив несчастного сына Цагна, бабуины разрывают его на части и начинают играть его глазами как мячами. Но все-таки бог – это не человек, и на него зловредное проклятие зайца не распространяется. Цагн чувствует, что с его сыном что-то не так. В тоске он отправляется в путь.

«Подойдя к бабуинам, Цагн услышал шум: это бабуины играли в мяч глазом ребенка. Тогда Цагн закричал, заплакал: он понял, что бабуины действительно убили его сына. Но он быстро замолчал и вытер слезы. Он не хотел, чтобы бабуины заметили его слезы. Он решил играть с ними в мяч».

В этот момент он человек. Он играет в мяч глазом собственного сына, и наконец глаз, почувствовав отца, сам собой прячется в колчан со стрелами Цагна. Бабуины пытаются отобрать глаз, но Цагн просто улетает – нам не говорят, что в этот момент он превратился в богомола, потому что это еще неразделенный мир, в котором можно быть разом человеком и богомолом в каждое мгновение времени. Спасшись, он прячет глаз в реке, и через некоторое время из глаза вновь вырастает Ггоуну-Тсацоу.

«Со временем ребенок вырос. Он стал таким, каким был прежде. Тогда Цагн снова пришел. Он шел и смотрел вокруг, и вот он заметил ребенка, который сидел на солнце. Услышав шум его шагов, ребенок вскочил и вошел в воду… но Цагн прыгнул и схватил ребенка. Он помазал ребенка своим потом и сказал:

– Почему ты боишься меня? Я твой отец. Я – Цагн, а ты – мой сын, ты – Ггоуну-Тсацоу. Ты – мой сын, а я – твой отец.

И ребенок сел, а Цагн вынул передник и надел на него. Затем он взял ребенка с собой, и они вернулись домой»[74].

✦✦✦

Сын Цагна больше похож на Луну, чем на нас: если сохранить какую-то его часть – лопатку, глаз, – он сможет вновь вернуться к жизни (в другом мифе так же воскрешают сестру Цагна, использовав ее вилочковую кость). Особенно помогала воскрешению вода, источник жизни. По мнению бушменов, когда-то подобное могло происходить и с людьми. Научив их магическим танцам, Цагн «дал нам песню этого танца и велел нам его танцевать, а если люди умирали от него, он давал чудесное снадобье, чтобы воскресить их снова».

Но теперь из-за маленького плохого зайца мы перестали воскресать. Значит ли это, что мы должны считать смерть чем-то правильным? Отнюдь нет. Цагн тоскует по убитому сыну – не грех тосковать и нам. Но мы, люди, не Цагн и не в силах помочь мертвым. И чтобы не последовать за ними, нам не стоит задерживаться на их могилах.

У кой-коин, соседей сан, промышляющих не собирательством и охотой, а скотоводством, отношение к могилам иное. У них возникает и сложный похоронный ритуал[75], и культ священных могил Хейтси-Эйбиба, местного божества. Как может быть несколько могил у одного персонажа? Дело в том, что, как и Цагн, Хейтси-Эйбиб умирает и появляется снова несколько раз. Похоронный культ усложняется вместе с представлениями о загробной жизни. Если Цагну для воскрешения нужен залог, частица будущего тела, то Хейтси-Эйбиб в мифах кой-коин умирает совсем и возрождается снова в другом теле – девушки, быка и так далее. В этом смысле он больше похож на австралийцев с их переселением душ, чем на сан.

Почему у кой-коин похоронный ритуал сложнее, а отношение к мертвым не сопровождается тем страхом, который характерен для сан? Сложно сказать. Возможно, дело в том, что кой-коин уже овладели скотоводством, их жизнь меньше зависит от случайностей и более благополучна. Значит ли это, что, если бы койсанские племена сделали еще один шаг в своем развитии, у них бы развился пантеон или нечто вроде него и появились полноценные обряды захоронений? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно. Но одна находка, сделанная не в Калахари, а в районе реки Лимпопо, может дать некоторый материал для размышлений.

В рождественские дни 1932 года молодой бур, студент университета Претории по фамилии ван Граан, сын старателя и фермера, вернувшийся домой на каникулы, охотился неподалеку от отцовских земель. Декабрь в Южной Африке месяц жаркий, и через несколько часов ван Граана замучила жажда. В поисках питья он добрался до дома одного из местных жителей (все они принадлежали к бантуязычным племенам). Студенту дали напиться, но внимание его привлекла необычная, невиданная им раньше форма сосуда. Завязался разговор, и в результате ван Граан купил кувшин, а заодно и узнал, что гостеприимный банту нашел его на некоем священном холме под названием Мапунгубве, в переводе «холм шакалов».

Вернувшись домой, студент рассказал об этой истории отцу, и тот вспомнил, что и прежде кое-что слышал о холме, расположенном на южной стороне Лимпопо. Местные племена считали его табу и поднимались на вершину изредка, в ритуальных целях. На слуху были и страшные истории, всегда окружающие такие места. Но в молодом человеке уже пробудилось любопытство, а в его отце – азарт старателя. Может статься, там, где есть необычные кувшины, окажется и что-нибудь подороже?

Собралась маленькая экспедиция: двое ван Граанов и еще трое белых колонистов – их соседей. Но как найти среди местных холмов нужный и как потом забраться на почти отвесный склон? В наши дни эту проблему решили бы спутниковые фотографии или аэросъемка, но собравшаяся команда авантюристов поступила в колониальном духе 1930-х: они попытались подкупить одного из местных жителей, банту по имени Мовена, а когда он отказался вести белых за деньги на священный холм, попросту его запугали. Что Мовена мог сделать? В колониальной Африке пятеро белых могли убить африканца без особых для себя последствий. Неудивительно, что бедняга счел за лучшее отвести ван Граанов и их товарищей на вершину Мапунгубве.