Победы и беды России - Вадим Кожинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
В глубоком упадке страны после ее высокого подъема нет — о чем уже шла речь — ничего необычного. То же самое происходило в обретавших на какое-то время первостепенную роль странах Запада, и упадок коренился именно в предшествующем подъеме; это, в сущности, своего рода всеобщая закономерность.
Собственно «российским» было то стремительное крушение, к которому в конце концов привел упадок страны, и которое, как представляется, обусловлено прежде всего отсутствием общества: в СССР имелись только власть и население. Итоги мартовского референдума 1991 года ясно свидетельствовали, что преобладающее большинство людей, исходя из тех или иных своих интересов, было против распада страны, но когда он состоялся, никакое сопротивление не имело места.
Указание на этот факт — впрочем, как и все вышеизложенное — существенно для понимания не только прошедшего, но и настоящего, и грядущего, и в том числе плодов деятельности нынешней власти. Чрезвычайно показательно, что ее идеологи настойчиво твердили о необходимости создания в стране «среднего класса», который является ядром и основой западного общества, так или иначе примиряющим и объединяющим его «низы» и «верхи» (закономерно, что для обозначения этого неведомого России феномена пришлось перевести с английского термин «middle class»). Таким образом, идеологи власти отдавали себе отчет в том, что в нашей стране нет (и не было) «общества» в западном смысле, но ставили задачу «создать» его ядро, а затем, очевидно, и его в целом.
Однако для достижения этой цели необходимо кардинально изменить самих людей, населяющих страну, сам народ. Выразительно сделанное в 1998 году признание одного из главных наставников российских «реформаторов» американца Джеффри Сакса: «Мы положили больного (то есть Россию. — В. К.) на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия». (Цит. по газ. «Деловой вторник» от 10 ноября 1998 г.) Возможно, Сакс имел в виду, что у пациента не оказалось абсолютно необходимого, с точки зрения иностранного «хирурга», органа — общества. Так или иначе американец пришел к выводу, что Россия — принципиально иной феномен, хотя идеологи нынешней российской власти постоянно объявляют этого рода выводы тенденциозными выдумками «русофилов» и «почвенников».
Процитирую еще раз слова Петра Чаадаева. Мыслитель критически и даже резко критически судил о своей стране, но в то же время с полной убежденностью писал в 1835 году: «…мы не Запад… И не говорите, что мы молоды, что мы отстали от других народов, что мы нагоним их. Нет, мы столь же мало представляем собой XVI или XV век Европы, сколь и XIX век… у нас другое начало цивилизации. Поэтому нам незачем бежать за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое… Тогда мы пойдем вперед».
К прискорбию, в наше время многие люди рассуждают примерно так: раз наш путь привел страну к крушению, следует двигаться по пути «благополучных» стран Запада. Однако в свете тысячелетней отечественной истории ясно, что это иллюзорный, бесперспективный проект…
В предыдущей главе речь шла о наивысшем подъеме, о «победоносном» периоде в истории СССР, продолжавшемся в общем от Сталинградской битвы до космического полета Юрия Гагарина. Этот период, как я буду стремиться показать, не стал бы возможным без кардинального поворота в политике и идеологии, который начался с середины 1930-х годов.
Российская революция (как, впрочем, любая революция) была тотальным отрицанием предшествующего бытия и сознания страны; все прошлое России — за исключением тех явлений и тенденций, которые считались так или иначе подготовлявшими революцию, — объявили «проклятым прошлым».
Даже в 1936 году в статье, опубликованной (21 января) в редактируемой им газете «Известия» — второй по значению после «Правды», — Н. И. Бухарин утверждал, что русские были до 1917 года «нацией Обломовых», а само слово «русский» — синонимом слова «жандарм». Но Бухарин или не замечал, или не хотел замечать, что в стране уже начался коренной поворот. И 10 февраля «Правда» опубликовала резкую отповедь, в которой, в частности, утверждалось: «Партия всегда боролась против „Иванов, не помнящих родства“, пытающихся окрасить все историческое прошлое нашей страны в сплошной черный цвет». 14 февраля Бухарин на страницах «Известий» принес покаяние.
Но нельзя не признать, что утверждение «партия всегда боролась…» явно не соответствовало действительности; этого рода борьба началась не ранее 1934 года, когда появились в известной мере пересматривавшие прежнюю идеологическую линию «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР» за подписями Сталина, Жданова и Кирова; к тому же опубликованы эти «Замечания» были позже, 27 января 1936 года, — через несколько дней после «антирусской» статьи Бухарина.
А скажем, в 1928 году Сталин в связи с 10-летием Красной Армии произнес директивную речь, безоговорочно утверждавшую, что эта новая армия не имеет ничего общего со «старой», которая, в частности, «воспитывалась в духе великодержавничества», между тем как Красная Армия «воспитывается… в духе интернационализма… поэтому она… является армией рабочих всех стран» (т. II, с. 24, 25).
Последнее суждение было явно безосновательным. Красная Армия победила в гражданской — классовой — войне на территории России, однако когда летом 1920 года начались военные действия на территории другой страны (кстати, весьма небольшой в сравнении с РСФСР) — восстановленной в 1918-м Польши, — Красная Армия потерпела столь сокрушительное поражение, что пришлось отдать Польше (до 1939 года) обширные западные территории Украины и Белоруссии. Ибо против Красной Армии воевал польский народ в целом, включая рабочих.
А через тринадцать лет после цитированной сталинской речи в страну вторглась армия, состоявшая в значительной мере именно из рабочих Германии, Австрии, Венгрии, Финляндии и других стран, — армия, которую обеспечивали всем необходимым рабочие почти всей вошедшей в Третий рейх Европы. Но к этому времени армия СССР была уже совсем не той, о которой Сталин говорил в 1928 году; она представала как наследница дореволюционной армии России.
В период с 1935 по 1941 год восстановились российские офицерские и генеральские звания, было утверждено воинское величие Александра Невского, Петра Первого, Суворова, Кутузова и т. п. В 1942 году, незадолго до начала нашего наступления под Сталинградом, подвергся окончательному упразднению институт «военных комиссаров», являвший собой основу Красной Армии, а в январе 1943-го были восстановлены долго считавшиеся чем-то заведомо «враждебным» погоны…
Могут возразить, что речь идет, в частности, о «формальных» изменениях, но, конечно же, они не могли осуществиться без изменения самого «содержания»: армия из некой «интернациональной» превращалась в армию великой державы (хотя не столь давно, в 1928-м, Сталин клеймил «старую» армию именно за ее «великодержавничество»). И нет никаких оснований сомневаться в том, что Победа 1945 года была бы невозможной без тех коренных и многосторонних изменений, которые осуществлялись в армии страны с середины 1930-х годов.