Николай Гумилев - Владимир Полушин

Молодежь устраивала вечеринки. Хотя танцы Гумилёв не терпел, но все же появлялся на вечерах в доме Линчевских, где познакомился сразу с тремя девушками: Машей Маркс, Воробьевой и Мартенс. Маше он оставил тетрадь со своими стихами. Это была первая рукописная книга будущего поэта, громко озаглавленная им «Горы и ущелья». Открывалась эта книжечка стихотворением «Я в лес бежал из городов…». Конечно, название навеяно окружающей природой удивительного Тифлиса. Объяснялся в любви и Мартенс. А в Воробьеву влюбился так, что несколько лет писал ей письма. Судьба девушки сложилась трагически. Она переехала в Санкт-Петербург, заболела тифом и вскоре умерла…

Машенька Маркс всю жизнь хранила написанные ей в тетрадку стихи Гумилёва.

Видимо, Маша нравилась ему больше других, и, может быть, она тоже обратила внимание на пылкого поэта. Отныне… имя Мария для Гумилёва станет магическим и будет появляться в его лучших стихах.

В начале сентября 1902 года Коля Гумилёв набрал по телефону заветный номер — 19 и спросил, может ли он принести в редакцию «Тифлисского листка» свои стихотворения. Видимо, голос юноши был таким необычным, что сотрудник газеты, никогда не печатавшей ничего кроме сатиры на городские темы, согласился побеседовать с ним. И юноша отправился на улицу Крузенштернскую, 4. 8 сентября 1902 года в газете было опубликовано стихотворение «Я в лес бежал из городов…». Радости Коли не было конца. Домой прилетел, как на крыльях, с несколькими номерами. Коля решил, раз напечатали именно это стихотворение, оно и есть лучшее из всего им написанного, и поставил его первым в своей рукописной книжечке. Конечно, это были первые опыты гимназиста, первые отсветы публичной славы. Но главное — его заметили и одобрили.

Больше всех, конечно, радовалась мать. Анна Ивановна бережно хранила подаренный сыном номер газеты до конца своей жизни.

Первая рукописная книжка Гумилёва была подражательная. Как у Надсона, отвергнутый светом, непонятый поэт «в лес бежал из городов / В пустыню от людей бежал…».

Но кавказская природа, замечательный город Тифлис, в котором юноша возмужал и окреп физически и духовно, диктовали ему и другие строки, где уже не оставалось места для жалостливых надсоновских ноток. Напротив, в них присутствует волевое начало покорителя пропастей и просторов, не знающего страха героя:

(«Посвящение к сборнику „Горы и ущелья“», 1903)

В глубине души юный поэт понимает, что кавказская сказка не может длиться вечно. Поэтому настроение будущей разлуки пронизывает окончание другого стихотворения — «У скалистого ущелья» (1903):

Конечно, в рукописной книжке присутствуют и любовные темы. Коля восклицает, явно еще подражая Надсону:

(«Во мраке безрадостном ночи…», до мая 1903)

Кому адресовал юный поэт эти строки: таинственной Воробьевой или Машеньке Маркс? На этот вопрос сегодня не ответит никто, ибо он здесь не поставил посвящения. Но стихотворение, завершающее этот сборник, посвящено М. М. Маркс. Оно полно светлого, нежного чувства, предстоящего расставания, без обещаний и без всякой надежды на взаимность:

(«Я песни слагаю во славу твою…», 1903)

21 мая 1903 года Николай Гумилёв, на сей раз благополучно, окончил шестой класс и получил отпускной билет в Березки Рязанской губернии сроком до 1 сентября. Но вряд ли кто в семье сомневался, что они окончательно покидают Тифлис. Митя выздоровел, окончил седьмой класс гимназии, и необходимо было побеспокоиться о его дальнейшем образовании. На семейном совете решили провести отпуск в Березках, а потом уже думать об устройстве: то ли в Петербурге, то ли в Царском Селе. Степан Яковлевич склонялся ко второму — и в этом направлении уже проделал необходимые шаги.

Братья Гумилёвы в Березках не думали ни о каких проблемах. Они скакали на лошадях, ездили на велосипедах. Коля вспомнил, что прочитал «Капитал» Маркса и решил кого-то сагитировать. Кого? Пошел на мельницу и там старому мельнику и его рабочим стал объяснять непонятные самому ему теории освобождения труда. В конце концов слухи о его «агитации» дошли до губернатора. Тот удивился, но, конечно, не придал этому слишком серьезного значения, он пригласил отца на беседу с просьбой повлиять на умонастроение сына. Но в этом уже не было нужды, ибо Коля забыл про Маркса и весь был поглощен Ницше «Так говорил Заратустра». Сверхчеловек, «белокурая бестия» — вот кто теперь был его тайный идеал.

Лето заканчивалось, и Степан Яковлевич направил прошение директору Царскосельской Николаевской гимназии с просьбой принять его младшего сына в седьмой, а старшего в восьмой классы. Из Тифлиса за подписью исполняющего обязанности директора 1-й гимназии Николаю Гумилёву прислали свидетельство за № 1820 от 21 августа об успешном окончании шести классов. В Царском Селе в Царскосельской Николаевской гимназии вакансии для экстернов не имелось, и Гумилёва приняли интерном в седьмой класс с разрешением в виде исключения жить дома. Круг замкнулся. Когда-то из Царского Села уехал семилетний мальчик, пугавшийся шума и страдающий головными болями. Теперь возвращался возмужавший семнадцатилетний юноша, узнавший славу первой публикации, ощутивший себя не только путешественником, охотником, мореплавателем, но поэтом. Он возвращался в совершенно новый для него мир. Как я думаю, —

Гумилёвы вернулись в Царское Село всей семьей. Не только братья Митя и Коля, но и их старшая сестра Шурочка оказалась под родительской крышей. Ее семейная жизнь не задалась. Леонид Владимирович Сверчков не задержался в Петербурге из-за неуживчивого характера и пьянства. Вместе с мужем она вынуждена была переехать в Москву, где он нашел место счетовода в правлении Московско-Брестской железной дороги. К этому времени у них уже было двое детей: в 1894 году родился сын Николай и через два года дочь Мария. Но Сверчков не остепенился. Он продолжал пить и ругаться с начальством. Вскоре он умер от туберкулеза, и Шурочка с двумя маленькими детьми осталась без средств к существованию. Ей удалось поступить на службу счетоводом в правление, где работал муж, но прокормить детей она не могла. Тогда она написала письмо отцу, и тот решил, что дочери необходимо жить в семье. Так, осенью в Царское Село съехались через много лет все дети Гумилёва. Степан Яковлевич побеспокоился заранее о достойном жилище для большой семьи. После непродолжительных поисков, осмотров сдаваемых в аренду помещений глава семьи остановил выбор на доме Полубояринова, расположенном на углу Оранжерейной и Средней улиц. Это был центр Царского Села. Средняя улица упиралась в решетку Александровского сада. На углу Средней и Оранжерейной улиц находились Царскосельское общество взаимного кредита и кинематографический театр «Тиволи». На другом углу Средней и Леонтьевской улиц располагалось Царскосельское Дворцовое управление. Была неподалеку от дома Гумилёвых и местная достопримечательность: первая электрическая станция Царского Села. Но самое главное, что на углу Средней и Оранжерейной улиц находилась редакция еженедельной газеты «Царское дело».