Формула неверности - Лариса Кондрашова

А та из деликатности не докучала им своими визитами. И было в ту пору ее старшей сестре всего двадцать два года! Совсем девчонка. Осталась одна в огромном доме — Мишка не захотел переезжать в их огромный коттедж.

Вот Маша и вышла замуж за этого козла Павлика, будущего великого хирурга! Заполняла пустоту, образовавшуюся в ее жизни благодаря любимой сестренке.

Павлик был из семьи потомственных врачей, которые и сами были людьми неординарными. И имели предков, которыми по праву гордились. На Машу они смотрели как на бедную родственницу.. Что еще можно ожидать от «брака вдогонку»? Когда они поженились с Павлом, Маша была на четвертом месяце беременности.

Почему она не сделала аборт? Таня об этом никогда ее не спрашивала. Вообще, она интересовалась чем-нибудь, кроме себя и своей семьи?!

Таня так растревожила свою совесть воспоминаниями, что тут же, не откладывая, вышла из дома, заперла его на ключ и отправилась на половину сестры. Поговорить, узнать, как ей живется.

Лучше поздно, чем никогда.

Она заглянула в приотворенную дверь прихожей, чего-то вдруг оробев, и позвала:

— Маша!

Ответом ее негромкому зову был взрыв хохота. Смеялись двое: ее сестра и какой-то мужчина. Кажется, все тот же подполковник Валентин.

«Может, ей не так уж и плохо без меня, и я все напридумывала, — мысленно дискутировала сама с собой Таня. — У нее в доме все время кто-то толчется. Это я одна — как таракан запечный!»

Теперь она над собой плачет. «Каковы сани — таковы и сами! Неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Друг сердечный — таракан запечный» — так приговаривала Мишкина бабушка, к которой прежде нет-нет да и наезжали они летом. В тихое южное село с невысокими заборами из штакетника и белеными стенами крытых шифером домишек, которые уже тогда потихоньку вытеснялись домами кирпичными, и уходили на тот свет бабушки с их старыми поговорками.

Почему бы сестре и не веселиться? Не у всех же так сложилась жизнь, чтобы из одного благополучного брака плавно переходить в другой.

Она стояла в Машиной прихожей и чуть не плакала от собственных мрачных мыслей.

Маша стремительно выскочила из комнаты и заметила застывшую у двери сестру.

— Танюшка, ты чего здесь стоишь? — изумилась она.

— Стою вот и думаю: заходить к тебе, не заходить, у вас прекрасное настроение, а тут я со своими проблемами.

Это вышло у нее как упрек, но Маша — она давно научилась быть спокойной, когда нервничали ее пациенты, тем более именно этого-то она знала, как никто другой, — не дала ей заниматься самокопанием:

— Ты как раз кстати пришла!

Она схватила сестру за руку, увлекая в столовую, где, как Таня и думала, сидел все тот же Машкин ухажер Валентин. Такое впечатление, что он тут навеки поселился, будто своей семьи у него нет!

— Вот Танюшка будет у нас арбитром! — провозгласила Маша, усаживая ее на стул в столовой, где, против ожидания, стол не был накрыт и вообще ничего съедобного поблизости не наблюдалось.

Зато Валентин с умным видом вертел в руках шариковую ручку и время от времени что-то записывал на листе бумаги.

— Мою сестренку не обдуришь, — сказала Маша, — она у нас технарь, инженер, разберется, что такое числитель, а что такое знаменатель.

— Никак, вы математикой занимаетесь? — удивилась Таня, как-то враз забывая о своей недавней заминке: воздух на этой половине другой, что ли? У себя дома, особенно в присутствии Леньки, она никогда не может вот так, в момент, расслабиться.

— Если бы математикой! — хмыкнула Маша. — Это всего лишь некий несостоявшийся Лобачевский пытается проверить алгеброй гармонию. Он вознамерился ни много ни мало вывести… формулу неверности.

— Что? — недоверчиво переспросила Таня. — А, это у вас шутка такая.

— Какие шутки, девушка! — грозно сдвинул брови Валентин. — Тут на горизонте премия Нобеля маячит…

— Серьезно, что ли?

— Слушай ты его больше! — рассмеялась Маша. — Просто этот фанатик цифр совершенно серьезно считает, будто ими можно выразить абсолютно все. Причем по моей настоятельной просьбе любовь он оставил в покое — неприятно смотреть, как препарируют самое нежное чувство всего человечества. Тогда пан офицер взялся за неверность. И начинает мне объяснять, что'она имеет место только в случае, если числитель больше знаменателя, а в числителе чего только нет!

— Королева, вы несправедливы к своему подданному. Я уже вычеркнул из числителя все, что можно. Вернее, наименее существенное. Осталось всего три слагаемых: взаимный интерес, вожделение, постель.

— А в знаменателе что? — заинтересовалась Таня.

— Верность. Супружеская и иная. Изменять ведь можно не только тому, с кем состоишь в браке.

— А родным, друзьям, коллегам, — подсказала Маша.

— Какая-то она куцая, эта ваша формула, — проговорила заинтересованная Таня. — Даже по числу составляющих. При всех значениях числитель у вас получится всегда больше знаменателя.

— Вот-вот, Танюшка, разберись. А то послушать этого математика, так против неверности нет приема, как против их, мужского, лома.

— Не скажите, королева и сестра королевы! Иногда верность любимому человеку может быть величиной большей, чем все составляющие в мире. Хотя, конечно, не все так считают.

Он полез в карман и вытащил записную книжку.

— Вот, на днях записал один афоризм. Французского писателя, некоего Этьена Рея. «В верности есть немного лени, немного страха, немного расчета, немного усталости, немного пассивности, а иногда даже немного верности».

— Фу, какой злой афоризм. Достоинство на глазах превратилось чуть ли не в недостаток. Вы такую верность выводите в своем знаменателе?

— Этот Рей, конечно, пессимист. Моя верность — это та, что до гроба.

— Какой ужас! — засмеялась Маша. — Сочетать два таких понятия, как верность и гроб.

— Прошу пардона! — возмутился Валентин. — А как же поэты всех времен и народов воспевали любовь до гроба?

— Что я слышу?! — ахнула Маша. — Математики обращаются к помощи поэтов? Мало ли что те навыдумывают! У них вон, даже конь с крыльями. А много ты видел крылатых коней?

— По-вашему, выходит, в каждой верности есть что-то от памятника? — поддержала сестру Таня. — Сочетаете верность и смерть…

— Все, сдаюсь, заклевали меня сестрицы!

— Скажи спасибо, что к тебе это не относится, — успокоила его Маша. — Верность до гроба, бр-р-р!

— Обижаете, ваше величество! Еще как относится! Верен вам, аки преданный пес.

— Вы себя идеализируете, подполковник! Разве не о вас Аллегрова поет: «Ты изменяешь мне с женой, ты изменяешь ей со мной…»

Чувствовалось, Маша отчего-то злится. И песню она процитировала чересчур зло. Ревнует Валентина к жене?