Песнь крови - Энтони Райан

* * *

Ночь, казалось, наступила мгновенно – вероятно, оттого, что он ее страшился. Он поймал себя на том, что ему в каждой тени мерещатся лучники, и не раз он нырял в укрытие, спасаясь от убийц, которые при более пристальном взгляде оборачивались кустами или пнями. С тех пор как Ваэлин застрелил убийцу, он отдыхал лишь однажды: быстро, судорожно глотнул воды, укрывшись за толстым буковым стволом, непрестанно озираясь в поисках врагов. Бежать казалось безопаснее, по движущейся мишени попасть труднее. Но и это смутное ощущение безопасности развеялось, когда сгустилась тьма: это было все равно, что бежать в пустоте, где каждый шаг сулит угрозу болезненного падения. Дважды он спотыкался и летел наземь, путаясь в оружии и собственном страхе, и наконец вынужден был смириться с тем, что дальше придется идти шагом.

Ориентируясь по Северной звезде каждый раз, как он находил прогалину или взбирался на дерево, мальчик видел, что держит путь четко на юг, но много ли он успел пройти и сколько еще осталось, он определить не мог. Ваэлин все отчаяннее вглядывался вперед, не переставая надеяться, что сквозь деревья вот-вот блеснет серебром река. И вот как-то раз, остановившись, чтобы снова сориентироваться, он увидел огонь. Мигающее оранжевое пятнышко в иссиня-черной массе стволов.

«Беги дальше!» Мальчик едва не послушался инстинктивного приказа, он уже повернул и сделал еще шаг в сторону юга – но остановился. Никто из орденских мальчиков не стал бы разводить огонь во время испытания, у них просто не было на это времени. Возможно, это было просто совпадение: мало ли, кто-то из королевских лесничих заночевал в лесу. Но что-то заставило Ваэлина усомниться в этом: нечто в глубине души нашептывало, что это не так. Странное было ощущение, чем-то похожее на музыку.

Ваэлин развернулся, скинул с плеча лук, наложил стрелу и принялся осторожно красться вперед. Он понимал, что рискует: приближается к неизвестному огню и притом позволяет себе задерживаться, когда крайний срок возвращения в Дом, должно быть, уже близок. Но ему надо было все выяснить.

Пятнышко мало-помалу превращалось в костер, мигающий алым и золотым в непроглядной тьме. Мальчик остановился, снова открываясь песне леса, охотясь на ночные звуки, пока, наконец, не уловил то, что искал: голоса. Мужские. Взрослые. Двое мужчин. Спорят.

Он подобрался ближе, той охотничьей походкой, которой научил их мастер Хутрил: приподнять стопу на волосок от земли, продвинуть ее вперед и вбок и опустить не прежде, чем осторожно ощупаешь почву в поисках всяких сучков и прутиков, которые мгновенно могли бы тебя выдать. По мере того, как он подходил все ближе, голоса звучали отчетливее, подтверждая его подозрения. Двое мужчин яростно спорили.

– И до сих пор кровит! – жалобно проскулил один – говорящего все еще не было видно. – Глянь, хлещет, как из резаного борова!

– Ну так не расковыривай, дурья твоя башка! – рассерженное шипение. Этого Ваэлину было видно: коренастый дядька сидел справа от костра. При виде меча у него за спиной и лука, прислоненного к дереву так, чтобы быть под рукой, по спине у мальчика поползли мурашки. «Это не совпадение!» На земле, между обутыми в сапоги ногами дядьки, лежал раскрытый мешок, и дядька пристально рассматривал его содержимое, периодически устало переругиваясь с напарником.

– Мерзкий щенок! – продолжал скулить невидимый нытик, не обращая внимания на увещевания коренастого. – Надо же, мертвым прикинулся! Гнусный, подлый щенок!

– Тебя ж предупреждали, что они живучие, – сказал коренастый. – Надо было вогнать в него еще одну стрелу, для верности, а потом уж подходить вплотную.

– Так я ж ему прямо в шею угодил, нет? Ему должно было хватить. Видел я, как взрослые мужики от такой раны валились наземь, словно мешок с мукой. А тут этот мелкий говнюк! Жаль, что мы его так быстро придушили, а то бы…

– Скотина ты гнусная, – бросил коренастый довольно беззлобно. Он все более озабоченно разглядывал содержимое своего мешка, хмуря широкий лоб. – Знаешь чо, а по-моему, это все-таки не тот.

Ваэлин, изо всех сил стараясь заставить свое сердце биться ровнее, перевел взгляд на мешок. Внутри было что-то круглое, на нижней половине темнело влажное пятно. Мальчик внезапно с беспощадной, ледяной ясностью осознал, что там, и испугался, что сейчас грохнется в обморок: лес вокруг поплыл, и он с трудом удержался от того, чтобы ахнуть от ужаса – этот звук сулил ему верную и быструю смерть.

– Ну, дай позырить, – сказал нытик и впервые появился в поле зрения Ваэлина. Он был невысокий, жилистый, остролицый, с жиденькой бороденкой на костлявом подбородке. Левую руку он поддерживал правой, и с окровавленной повязки сквозь паучьи пальцы непрерывно сочилась кровь. – Да нет, он небось! Кому еще-то быть? – с отчаянной надеждой сказал он. – Ты же слыхал, чего сказал тот, другой.

«Тот, другой»? Ваэлин напряженно вслушивался. Ему по-прежнему было дурно, но сердце билось ровнее, успокаиваясь от нарастающего гнева.

– У меня от него мороз по коже, – содрогнувшись, ответил коренастый. – Я бы ему не поверил, даже если бы он сказал, что небо голубое!

Он снова сощурился, заглянул в мешок, потом сунул в него руку и достал то, что там лежало. Коренастый держал голову за волосы, с нее капала кровь, а он крутил ее из стороны в сторону, вглядываясь в искаженные, безвольно расслабленные черты. Ваэлина бы снова стошнило, если бы было чем. «Микель! Они убили Микеля…»

– А может, и тот, – задумчиво произнес коренастый. – После смерти-то лица меняются. Но особого семейного сходства я тут не вижу.

– Ну, Брэк-то точно узнает. Он говорил, что уже видел мальчишку раньше.

Нытик снова скрылся в тени.

– А кстати, где он? Пора бы уж ему подойти.

– Угу, – согласился коренастый, возвращая свой трофей в мешок. – Сдается мне, что он не придет.

Нытик помолчал, потом буркнул:

– Эти мне мелкие говнюки из ордена!

«Брэк… У него, значит, было имя». Ваэлин мимоходом подумал, станет ли кто-нибудь носить траурный медальон по этому Брэку, есть ли у него вдова, или мать, или брат, которые возблагодарят его за прожитую жизнь и за добро и мудрость, которые он оставил после себя. Нет, вряд ли: все же Брэк был наемным убийцей, он прятался в лесу, чтобы убивать детей. Брэка никто оплакивать не станет… и этих двоих тоже. Мальчик стиснул лук и поднял его, целясь в горло коренастому. Этого он убьет, а второго только ранит, выстрелит ему в ногу или в живот. После этого он заставит его говорить, а потом убьет и его тоже. «За Микеля!»

В лесу раздался рык. Поблизости кто-то таился, кто-то могучий и грозный.

Ваэлин стремительно развернулся, натянул лук – но было поздно. Тяжкая гора мышц снесла его, лук вылетел у него из руки. Мальчик потянулся было за ножом, инстинктивно отбиваясь ногами – но отбиваться оказалось не от кого. Вскакивая на ноги, он услышал крики, вопли боли и ужаса, и что-то влажное брызнуло ему в лицо, и глаза защипало. Мальчик пошатнулся, ощутил железный вкус крови, лихорадочно протер глаза – и растерянно уставился на стоянку, где теперь воцарилась тишина. В свете костра он увидел два желтых глаза, горящих на окровавленной морде. Глаза встретились с ним взглядом, волк моргнул – и исчез.