Троянский конь - Иван Сербин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оператор топтался за спинами и время от времени горестно вздыхал. Дима тоже держался в стороне, предоставив возможность Мише выступить во всей красе.
— Прошу вас, — директриса указала на двери нужного класса. — Это «А». Гимназический. Очень достойный класс. Обучаются по программе повышенной сложности и успевают, представляете? Учатся на «отлично». Ну, кроме одного-двух, может быть. Но тех мы скорее всего будем переводить в обычный класс.
При появлении группы дети поднялись. По милостивому разрешению директрисы сели.
— Гимназия платная? — негромко спросил директрису Дима.
— Школа за обучение денег не берет, — пояснила с достоинством та. — Родители оплачивают только методические пособия и квалификационную подготовку педагогов.
— Понятно, спасибо.
Диму класс «А» не интересовал. Вряд ли дочка оперативного работника учится в гимназии. Зарплата не та. Он очень удивился, когда худенькая, похожая на мальчишку девочка, поднявшись со своего места, звонко выпалила:
— Настя Светлая.
Оператор, наблюдавший больше за Димой, нежели за детьми, уловил движение бровей, кашлянул:
— А ну-ка, Настя, повернись к окну. Лампы включите, пожалуйста.
Он подошел к девчушке, опустился на корточки, повернул лицо Насти так, чтобы на него попадало как можно больше света, прищурился.
— А что? Хорошая девочка. Мне нравится. Нет, правда. Миш, как тебе?
Играл оператор просто грандиозно. Миша покосился на Диму, тот едва заметно кивнул. Режиссер вздохнул.
— Настя, ты хочешь сниматься в кино?
Вопрос был чисто риторическим. На свете, наверное, нет ни одного ребенка, который бы не хотел сниматься в кино. Настя с любопытством посмотрела на оператора, на режиссера, кивнула утвердительно.
— Ну и отлично. — Миша достал из кармана блокнот, сделал запись. — Мы сейчас пойдем посмотрим детей из других классов. Настя, задержись после уроков, пожалуйста. Нужно будет сделать фотопробы и переписать данные.
Настя снова кивнула.
Отобрали для вида еще пятерых. На Настю Светлую директриса отреагировала лимонной улыбкой. Троечница. По поведению твердый «неуд». Постоянно дерется, дерзит.
— В самом деле? — Дима понимающе кивал. — Любопытно, что именно эта девочка и подходит больше других.
— Ну зачем вам Светлая? Посмотрите на Лялечку Зотову. Просто прирожденная артистка. Прирожденная. Вся в мамочку. В самодеятельности у нас постоянно участвует. И танцует, и поет, и стихи читает. Лялечка, подойди сюда, деточка! — Лялечка Зотова, фарфоровая кукла, жеманно хлопала красивыми ресничками. — Посмотрите, молодой человек. Ее мама, кстати, на местном телевидении работает. А до этого работала в Москве, в «Останкино».
— Ну, что касательно мамы, это, конечно, замечательно. Но нам нужен другой типаж, понимаете?
— Да вы только посмотрите…
Пока Миша переписывал данные, оператор в актовом зале возился с фотопробами.
— Дети — гады, — бурчал он, забираясь в «БМВ». — Звездная болезнь у них хуже, чем у взрослых. Ее еще снимать не начали, только для проб отобрали, а она уже звезда. Ей говоришь: «Стой так, голову держи так». Ни фига. Она лучше меня знает, с какой стороны ее снимать надо. Что за бардак! Взрослому сказал пару ласковых — он все понял, а с этими что прикажете делать? И свет у них тут — полное г…о. Актовый зал называется. Ни одного прожектора. Кто им свет ставил, хотел бы я знать? Головы отрывать надо за такой свет.
— Успокойся, — усмехался Миша. — Пробы-то все равно левые.
— Ну и что, что левые? — не унимался оператор. — Я сейчас не про пробы говорю, а про свет. Да, а девчонка хорошая. Настя эта. Хорошая, честно, — уверил он. — Мишаня, присмотрись. Когда надумаешь детей снимать всерьез, бери сразу, не торгуясь.
— И что теперь? — спросил Миша, глядя на Диму.
— Ничего. Завтра утром возьмешь Северьяна Януарьевича, подъедете к ней домой, подпишете договор. А Антон нам к послезавтра что-нибудь напишет.
— С ума сойти можно, — вздыхал сценарист.
— Пробы-то печатать? — полюбопытствовал оператор.
— Да на фиг они нам! — ядовито процедил Миша. — Актрису уже утвердили.
— Напечатайте на всякий случай, — ответил Дима.
«БМВ» выехал со двора. Дима отвез группу на автовокзал, извинился:
— Ребята, времени в обрез, а мне еще надо к человеку одному заехать. Вот деньги, — он протянул Мише несколько крупных купюр, — возьмите частника. В Москву вас с удовольствием отвезут. И, Миша, позвони мне вечерком. Нужно будет все обсудить.
— Хорошо. — Режиссер покачал головой. — Дима, не знаю, что ты затеял, но мне это не нравится.
— Миша, тебя мои планы не касаются, — возразил довольно прохладно Дима. — Все, я жду от тебя звонка.
С автовокзала Дима поехал к отцу. Мало-старшему принадлежал трехэтажный особняк в коттеджном поселке сразу на выезде из города. Строились дома в расчете на московских клиентов. Большую часть москвичи и купили. Но были и местные. Предприниматели либо представители криминального мира. Поселок был тихим, охранялся хорошо. Постояльцы тоже старались не шуметь. Зачем гадить в собственном доме?
Дима миновал КПП с двумя дюжими бугаями в будке.
Подъехал к нужному дому. Машину в гараж загонять не стал, оставил во дворе. Поднялся на второй этаж. Жена отца, Светлана, увидев пасынка, улыбнулась:
— Здравствуй, Димочка.
— Здравствуй, Света. Отец у себя?
— В кабинете. У него гость.
— Это хорошо.
Собственно, ради гостя Дима сюда и ехал. Он прошел к кабинету, толкнул дверь.
Отец восседал на своем любимом месте — в кожаном кресле, за могучим столом. Гость, пожилой, интеллигентного вида мужчина, сосал тонкую сигаретку, пуская дым в потолок. Дима оценил изысканно-дорогой костюм, холеные руки, вкрадчиво-мягкие движения.
— Заходи, Дима. — Отец поднялся, протянул руку. — Знакомься. Это — Алексей Алексеевич Григорьев.
Дима ответил на рукопожатие отца, поздоровался с гостем.
— Алексей Алексеевич, — приветливо улыбнулся тот.
— Дмитрий Вячеславович. — Дима еще раз внимательно оглядел гостя. Спросил у отца: — Это и есть тот человек, о котором ты говорил?
— Да, — кивнул отец.
Алексею Алексеевичу Григорьеву на вид было около пятидесяти. Солидный, степенный возраст. Он уже давно имел все, что только может желать человек. Деньги, квартиру, приличную дачу, не самую шикарную, но вполне пристойную машину — «девятку». Дом — полная чаша. Единственное, с чем ему хронически не везло, так это с семьей. Оба его брака закончились быстрыми и скорыми разводами. Не ладилось что-то. Не клеилось. Нет, он редко ошибался в людях, и, в сущности, избранницы оказывались женщинами вполне достойными, домовитыми и любили Алексея Алексеевича.