Ангел Рейха - Анита Мейсон

Я описала безупречный круг в воздухе и легко приземлилась именно там, где хотела. Такое иногда случается.

Мне не нужно было видеть лицо судьи или бело-голубой флажок в его руке. Я вылезла из кабины в звенящей тишине, хрупкой как стекло.

К тому времени Эрнст снова встретился с Толстяком.

При встрече Толстяк дружелюбно потряс Эрнсту руку, потрепал по плечу и угостил бокалом шампанского.

Это казалось удивительным, поскольку в последний раз, когда они виделись, Эрнст как председатель Общества ветеранов имени фон Рихтгофена выступал за исключение из рядов оного Толстяка, который приписал себе все не отмеченные в журналах победы в воздушных боях, одержанные членами эскадрильи, не притязавшими на лавры.

Толстяк не помнил зла. Помнить зло не в его характере. Он игрок. Этот факт не имеет значения, почти незаметен, словно серебряный карась с высоты птичьего полета, – но все же он остается фактом.

– Страшно рад видеть вас снова, дружище, – сказал Толстяк. Или что-то в таком духе.

Он держался очень дружелюбно. Он набрал вес, хотя еще не растолстел; и его кошачье лицо с широким, очень широким ртом приобрело выражение значительности. Более снисходительное и одновременно более надменное.

В те дни каждый вежливо интересовался, чем занимается другой. И каждый точно знал, чем другой занимается. Почти обо всем писалось в газетах; а о чем не писалось, о том говорилось. Они вращались в одном кругу, все эти люди, в одном очень узком кругу. Один из них в силу данного обстоятельства окажется в западне.

Эрнст исполнял номер «Летающий профессор». Он надевал сюртук и цилиндр, нацеплял длинную белую бороду и десять минут кружил по взлетному полю, пытаясь оторваться от земли. Когда наконец он взлетал, он якобы не мог лететь прямо. Поначалу он выписывал в воздухе круги и спирали, а потом начинал якобы непроизвольно крутить мертвые петли. Наконец он выходил из последней петли, но теперь летел вверх брюхом. Он делал отчаянные попытки выровняться, и клубы разноцветного дыма вырывались из выхлопного патрубка. Наконец после безумного полета, длившегося двадцать минут, Эрнст с возмутительной точностью сажал самолет. Из всех щелей машины валил дым. Толпа неистовствовала.

Наивно, конечно, – но они любили Эрнста, а он нуждался в любви. Да и деньги не мешали.

Толстяк, который тоже был в своем роде артистом, но еще не вышел на сцену в ту пору своей жизни, недавно вернулся из-за границы. Там он занимался торговлей парашютами, но торговал успешнее большинства своих конкурентов и женился на шведской графине. Она была не очень состоятельна, но титул мог пригодиться. Толстяк часто устраивал приемы.

Он перестал торговать парашютами и ударился в политику. Он поддерживал секту фанатиков, проповедовавших на всех перекрестках мистическое учение о расовом превосходстве, и являлся одним из немногочисленных ее представителей в Рейхстаге. Каждый может ошибаться, думал Эрнст.

Похоже, Толстяк лелеял надежду привлечь Эрнста к своим дурацким делам. Он завел речь на эту тему.

Эрнст чувствовал себя неловко. Он прислушивался к легкому шипению пенистого шампанского в бокале. Он поднес бокал к губам, и в ноздри ударила восхитительная прохлада.

– Я не интересуюсь политикой, – сказал он.

Толстяк рассмеялся.

– Я тоже никогда не интересовался. Страшная скука. Я половины не понимаю.

– Тогда почему вы стали депутатом?

– Стратегия, Эрнст! Нужно находиться на легальном положении. Подрывать систему изнутри. – Он похлопал себя по низу живота на удивление откровенным жестом. – Мы постараемся больше не допустить ничего подобного.

Толстяк начал заниматься политикой лет десять назад. За границу он уехал сразу после неудачно организованной попытки прийти к власти, подавленной вооруженной полицией. Одна пуля угодила Толстяку в пах. Ходили слухи об импотенции. Ходили слухи о морфине.

Тем не менее Толстяк казался довольным собой.

– Нам особенно нужны люди вроде вас, – говорил он. – И позвольте дать вам совет. – Он понизил голос. – Вступайте в дело на выгодных условиях.

– Спасибо.

– Это не политика, – сказал Толстяк. – Что касается меня, то мне плевать на политику. Это будущее.

Эрнст посмотрел в кошачье лицо и увидел только широкий рот, растянутый в страшно самодовольной ухмылке. Он не увидел страшно холодных глаз.

Он почувствовал, что ему трудно сдержать презрительную улыбку, но усилием воли сдержал: сказалось врожденное благородство.

Эрнста называли вертопрахом. Да, он действительно любил развлечения. Он часто устраивал вечеринки и менял женщин как перчатки. Ни с одной женщиной он не оставался долго. Они его бросали или он бросал их. Ничего удивительного. Беспорядочный образ жизни, сознательный риск, обожание толпы. Постоянные переезды с места на место. Деньги: он зарабатывал и проматывал бешеные деньги. Богатые друзья, дорогие отели.

Иногда Эрнст переступал все границы приличия. Он наряжался во фрак и раскатывал на мотоцикле по бальному залу. Он постоянно плясал на столах. Он дразнил полицейских. Да, довольно ребяческие выходки. (Но все взрослые такие серьезные.)

Безусловно, это не способствовало размеренному течению жизни.

Эрнсту быстро все прискучивало, и он не хотел вести размеренную жизнь. Женщины же, которые за ним бегали (а они бегали), жаждали острых впечатлений.

Порой он чувствовал себя одиноким. Но, разумеется, никому не мог об этом сказать.

Эрнст закатил вечеринку, когда от него ушла баронесса, сожительствовавшая с ним одиннадцать месяцев, которая вовсе не была баронессой. Он еще долго помнил драматические развязки многочисленных ссор, происходивших между ними. Однажды она направила на него пистолет. Пуля попала в голову тигра на стене и выбила клык.

Эрнст жил в маленькой квартире в модном богемном районе Берлина, когда баронесса упаковала свои многочисленные чемоданы и ушла. Из окна он смотрел, как она уселась на переднее сиденье кремово-черного «бугатти». За рулем сидел невысокий жилистый мужчина в кожаной кепке; Эрнст презирал его, тот был автогонщиком. Одновременно он испытывал облегчение. Пусть теперь автогонщик стоит под пулями и разбирается с долговыми расписками.

Баронесса любила дорогие вещи и постоянно испытывала недостаток в наличных деньгах. Она оставила Эрнсту кучу долговых расписок.

Эрнст бегло просмотрел расписки, пока сидел у телефона и звонил друзьям насчет предстоящей вечеринки. Большинство приняло приглашение. Эрнст устраивал веселые вечеринки и не скупился на еду и выпивку. К тому времени, когда прибыли гости, Эрнст приколол долговые расписки к стене и упражнялся в стрельбе по мишеням. Все равно они больше ни на что не годились.

Гости присоединились к нему. У Эрнста была коллекция пистолетов; он стрелял метко. Он поднял свой «вальтер» и всадил пулю в самую середину расписки на тысячу двести марок.