Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев - Стенли Лейн-Пул

Теперь началась серьезная осада, которая, по словам Гийома Тирского, „могла бы стать успешной, если бы не алчность великих князей, которые начали переговоры с жителями города“. По совету предателей лагерь был передвинут к юго-западу, где, по слухам, стена была слишком слабая, чтобы выдержать нападение. Но здесь крестоносцы столкнулись с более серьезным врагом, чем сильные укрепления, поскольку на новом месте они были отрезаны от реки и лишены доступа к плодовым садам. Из-за нехватки продовольствия и отсутствия настоящих командиров отчаяние охватило войско, так что многие начали говорить об отступлении. К тому же между сирийскими франками и их европейскими собратьями существовали завистливые отношения, и Анар, визирь Дамаска, не замедлил использовать в своих целях этот источник раздора. Он обратился к первым и указал им, насколько глупо было помогать своим братьям захватить Дамаск, взятие которого будет не более, чем прелюдией к захвату Иерусалима. Его аргументы, как бы сомнительны они ни были, к тому же подкрепленные подкупом, привели к снятию осады» (Арчер и Кингсфорд. «Крестовые походы»). На Пасху 1149 г. бравые крестоносцы уже были в пути, возвращаясь на родину.

Находясь в таком тяжелом положении, ни один человек, способный носить оружие, не мог бездействовать. Айюб, хотя он, возможно, еще и не стал главнокомандующим, пока Анар не скончался в августе уже после снятия осады, несомненно, сыграл выдающуюся роль в обороне города. Саладин, конечно, был еще слишком мал и мог быть не более чем заинтересованным зрителем. Западноевропейская легенда рассказывает о том, как Алиенора Аквитанская, королева Франции (р. 1122, королева 1137–1152), имела любовную связь с будущим «Солданом». Но поскольку Саладину было тогда всего лишь 11 лет, ревнивый король франции Людовик VII нашел, как представляется, более вероятную причину для развода с женой, состоявшегося позднее.

Пять лет спустя Айюб принял самое деятельное участие в смене династии. Именно он поддержал сына своего старого покровителя в борьбе за столицу Сирии. Случилось так, что пока старший брат договаривался с Дамаском и приобрел там большую власть, младший брат Асад ад-Дин Ширкух, Горный Лев, начал служить Нур ад-Дину. И такую храбрость он проявлял в сражениях, что его хозяин не только даровал ему важные города во фьефе, такие как Эмеса и Рахба, но поставил его командующим армии, которая должна была взять Дамаск.

Появилась, казалось, великолепная возможность. Франки были дискредитированы и опозорены после провала Второго крестового похода. В Месопотамию, находившуюся под управлением старшего сына Занги, пришло спокойствие. Неукротимый Анар, который неоднократно восставал на великого атабека, был мертв. И на его место пришел Айюб, брат которого был полководцем у Нур ад-Дина и пользовался его доверием. И уже правитель Дамаска подобострастно отдавал почести эмиру Алеппо. Час осуществить мечту Занги о Сирийской империи со столицей в Дамаске пробил.

В апреле 1154 г. Нур ад-Дин во главе своего войска появился под каким-то предлогом перед так и не покоренным городом. Ширкух начал переговоры с братом. За шесть дней все было улажено. Айюб остался верен своей давней привязанности к клану Занги и принял сторону более сильного претендента. Ему пришлось договариваться, чтобы не быть неблагодарным. Жители Дамаска, подобно разбредшемуся стаду овец, теперь, когда Анар умер, покинули своего наследственного господина и, следуя совету Айюба, открыли ворота новому могущественному властителю. Нур ад-Дин мирно вошел в Дамаск, а братья были должным образом вознаграждены. Айюб был единственным среди придворных, который имел право сидеть в присутствии правителя, и был назначен комендантом Дамаска. Ширкуху была дана Эмеса, и он также стал вице-губернатором всей Дамасской провинции. Паром на Тигре стал талисманом. Но если братья были обязаны своим первым успехам фортуне, то в дальнейшем им помогли продвинуться их таланты и отвага.

С 1154 по 1164 г. Саладин проживал в Дамаске при дворе Нур ад-Дина. Ему оказывали знаки почтения, соответствующие его положению сына коменданта. Что касается того, чем он занимался, что изучал, как проводил свое время и с кем, арабские хроники хранят полное молчание. Нам сообщают, что юноша проявил «замечательные способности», что Нур ад-Дин научил его «ходить по пути праведности, быть добродетельным и выказывать ревность в борьбе с неверными». Будучи сыном коменданта, Саладин, естественно, занимал привилегированное положение, но у него еще не проявились черты будущего величия. Он был просто образцом уравновешенной добродетели, которая гнушается «немощи благородных умов». Это все, что мы знаем о Саладине вплоть до того дня, когда ему исполнилось 25 лет. Сирийская знать, а по своему рангу Саладин занимал такое же высокое положение, молодые годы посвящала учебе, а в зрелом возрасте их делом была война и охота и занятие литературой. Облава на льва была привилегией монархов, но соколиной и псовой охотой занимались с неукротимой энергией. Мы читаем о гончих и соколах, которых регулярно привозили из Константинополя, где занимались их выведением. Но нет ни малейшего намека на то, что Саладин в юности был заядлым охотником. Все, что нам известно, так это о том, что он предпочитал уединение и, как и его мудрый отец, в отличие от импульсивного дяди, строил свою жизнь на принципах благоразумия и умеренности. Когда пришло время выбирать пути в жизни – или путь активный, но ведущий к почестям и славе, или другой путь мирного существования, – Саладин, как мы увидим, выбрал последний. Это не было формальным noli episcopari (лат. «не желаю стать епископом»), но скорее неосознанным протестом удалившейся от мира личности против беспокойной жизни честолюбца-карьериста. Саладин был из породы тех людей, которые отмечены печатью величия. И все же, хотя после удачного начала своего пути он не упускал ни малейшей возможности укреплять свою власть, имеется большое сомнение в том, встал бы Саладин на эту стезю, если бы не настоятельные уговоры его друзей. Бедная событиями юность могла вполне перейти в спокойную старость, и Саладин мог просто остаться Саладином из Дамаска, и тогда его малоизвестное имя так и не смогло бы приобрести европейское произношение.

Маловероятно также, что он мог бы стать известным ученым или поэтом. Если судить по его зрелым годам, литературные вкусы Саладина не шли дальше богословия. Конечно, он любил поэзию, но ему в большей степени нравилось вести богословскую полемику. Изучение священных традиций и проверка текстов, формулировки канонического права и объяснения отрывков из Корана, отстаивание истинного правоверия – все это приносило ему несказанное удовольствие. Так же как и его отец Айюб, Саладин был прежде всего предан исламу и в Дамаске имел большие возможности укрепляться в вере. Обучение в те дни означало вооружить себя богословскими знаниями, что было важнее всего. И люди толпами прибывали с Запада, из Самарканда и Кордовы учить и обучаться в мечетях и медресе Дамаска. Они приносили с собой знания других стран, иные обычаи и иные искусства. Возможно, Саладин сидел и слушал в западном углу Большой мечети Омейядов, когда Ибн Аби-Усрун читал там свои лекции. У него не могло быть лучшего учителя, кроме как того, что был первым педагогом своего времени и выделялся своими талантами. Нур ад-Дин не только взял его с собою в Дамаск, но основал в большинстве крупных городов Сирии училища, чтобы он мог там преподавать, и его чудесный дар открылся бы всем. Он стал судьей в Месопотамии, что свидетельствует о верности Саладина прежним связям. Когда старик ослеп, юноша из Дамаска, ставший величайшим из султанов, не позволил лишить его почетной должности.