Кирюшкины миры (сборник) - Анатолий Аргунов

— Василия Ивановича сын? — не то спросил, не до констатировал машинист. — Ладно, садитесь к нам в паровоз, довезем до дома. Не бросать же вас одних в лесу.

И вот через несколько минут, поднявшись по длинной черной лестнице, Кирюшка с Надюшкой оказались в паровозе. В кабине было жарко от такого же черного котла. Огонь гудел за толстыми створками печи, кругом прыгали стрелки на манометрах и постоянно шипел пар.

— Стойте здесь, — показал машинист на место около заднего угла за своей спиной, — и держитесь вот за эту ручку.

Он показал на узкий металлический стержень, проходящий вдоль всей стенки. Ребята ухватились за него руками, поставив бидоны с ягодами себе под ноги.

— Трогай, Иваныч! — крикнул машинист своему закопченному от пыли и угля помощнику.

Тот ответил:

— Есть трогать! — дал длинный гудок, и паровоз медленно начал движение. Чувствовалось, что тяжелый состав не дает ему разогнаться, пробуксовывали колеса.

— Прибавь пару, — скомандовал машинист.

Помощник рванул рукоятку на себя. Паровоз резко дернулся вперед. Ребята чуть не ударились об стенку кабины. Состав дернулся и мало-помалу пошёл вперед.

— Ну вот, давай, держи на максимуме пар, опаздываем на целых пять минут. Нужно догнать, а то влетит мне за самовольную остановку.

Помощник мотнул головой:

— Догоним, Семен Христофорыч, непременно догоним.

— Давай, Никита, поддай жару в котле.

Никита, молодой здоровый мужик с черным от угля лицом, заулыбался. На чумазом лице белели зубы.

— Не беспокойся, сейчас сделаем, — и он весело стал кидать в топку лопаты с углем. Топку помощник открывал, раздвигая створки. Ярко и горячо показывался огонь в зеве печи. Туда Никита кидал совковую лопату угля, и створки снова закрывались. И так каждый раз, пока огонь в топке не загудел натужным звуком.

— Хорош, — скомандовал машинист, — а то котел взорвем.

Кирюшка от страха весь дрожал. Он в первый раз видел такое чудо — живой паровоз — изнутри. Раньше ему казалось, что в паровозе лишь сидели дяденьки и катались по рельсам на этом огромном ярком великане, дымя трубой и свистя в свисток. А оказывается, тут надо работать в поте лица! Вот тебе и красивая картинка с улыбающимися машинистами на станции!

Кирюшка понял, что везде нужно работать, трудиться, чтобы это чудо техники могло ехать. Он с восхищением и страхом смотрел на все происходящее и ликовал в душе: он едет на паровозе. Скажи кому — не поверят.

Поезд набрал нужную скорость, и через полчаса в боковое окно Кирюшка красными от дыма глазами увидел семафор и приближающиеся дома. Это их полустанок! Приехали! От угольной пыли и дыма у Кирюшки запершило в горле, и он закашлялся.

— Что, трудно быть машинистом? — смеясь, спросил самый главный дяденька на паровозе. — Ну, ничего, не так страшен черт, как его малюют. Привыкнешь. Хочешь после школы машинистом работать?

Кирюшка ничего не ответил. Он не знал ещё, кем хочет быть, но машинистом, пожалуй, точно не будет. Но в ответ он лишь вымученно улыбнулся. Он очень устал, да и был потрясен всем увиденным.

На станции машинист снял с паровоза первым Кирюшку, а потом Надюшку.

— Мигом домой, и чур никому не слова, а то нам попадет.

— Не скажем, дяденька, — ответила за них Надюшка. — Спасибо вам, — и она поклонилась, как это делала её бабушка, когда кого-то благодарила.

— Ладно, ладно, бегите. И не плутайте больше!

Машинист улыбнулся. А счастливые ребята пошли домой.

— Кирюшка, зубы на замок, — показала на ротик Надюшка. — Никому. Понял?

— Понял, — ответил радостно Кирюшка, завидев свой дом.

В Троицын день отец взял Кирюшку на погост — кладбище, где были похоронены дедушка и бабушка. Погост находился в семи километрах от полустанка и назывался Симоновским.

— Пойдем завтра на Симоново, — сказал отец Кирюшке накануне. — Не проспи. Выйдем рано, чтобы до обеда успеть.

Кирюшка никогда не ходил так далеко, разве что на покос. Но это другое дело. Тут тебе не лес и заливные луга, а настоящая дорога, по которой ходят машины.

Утром, собравшись в дорогу и взяв необходимую снедь в корзиночку, отец с сыном вышли за полустанок и по пыльному большаку зашагали в сторону Дровцова, деревни, за которой и находилось это старое кладбище. По дороге они раза два присели отдохнуть и через пару часов неспешной ходьбы дошли до деревни. Обогнув её слева, они вышли за околицу, и посреди ржаного поля Кирюшка увидел лесной островок.

— Это что, папа? — спросил Кирюшка.

— Это и есть Симоново, — ответил отец.

Они повернули на узкую тропинку, виляющую среди начавшей колоситься ржи, и зашагали к островку в поле. Тропинка была узенькой, и догонявшие их люди, одетые в нарядные белые рубашки и пестрые платья, аккуратно обходили Кирюшку с отцом, чтобы не помять рожь, и здоровались:

— Здорово, Василий, — басил какой-то высокий мужчина, подавая отцу руку. — Это что, уже твой пострел вырос?

— А то не видно, — отвечал отец.

— Видно, видно. Но больше на Марию похож.

— Значит счастливым будет, — говорила женщина, идущая следом за высоким мужчиной. — На-ко вот тебе конфетку, — угостила она, Кирюшку. — Вылитая Мария, — продолжала она улыбаясь отцу и здороваясь с ним.

Потом они сами догнали несколько старушек, медленно бредущих одна за другой, в черных одинаковых платках и таких же черных платьях.

— Ну, бабули, пропустите-ка нас вперед, — весело воскликнул отец, догнав их.

Те вежливо расступились, давая дорогу.

— Это же Васька Чуриков, — вдруг узнала отца какая-то бабуля.

— Привет, привет, бабушки, — обходя, их отвечал отец. — А вы все такие же, не стареете, словно время вас не берет.

Отец с Кирюшкой остановились, чтобы вытереть потное лицо.

— Солнце-то как жжет сегодня, — отец отер платочком лицо сына.

— Не скажи, Васенька, — отвечала все та же бабуля. — Вишь, желанный ты мой, к земле-то матушке совсем Господь пригнул. Если бы не палка, и пойти не смогла бы. — Бабушка показала суховатую толстую палку. — А это твой хлопчик-то? — спросила она с любопытством, рассматривая подслеповатыми глазами Кирюшку.

— Мой, баба Даша, разве не похож?

— Ну как же, Васенька, Мария на лицо-то, Мария и есть. Как она поживает, наша красавица?

— Да ничего, живет, — ответил отец.

— А чего же с собой мамку не взяли? Хоть бы посмотрела на нее, давно не видела. Да как на твоей свадьбе была, больше и не видела.

— Некогда ей, баба Даша. Хозяйство, работа… На кого бросишь? У нас ведь няньки нет. Домна Макарьевна умерла, сама знаешь. Пока она Кирюшку нянчила, Мария могла куда-то и отлучиться, а теперь парня не с кем оставить.