Клубничное искушение для майора Зубова - Мария Зайцева

Подхватываю Клубничку за задницу, путаюсь в ее широкой бесформенной хламиде, топаю к столу, сажаю на него.

Не прекращая целовать, торопливо задираю юбку, добираясь туда, куда сейчас больше всего необходимо…

Я ее прямо здесь трахну, прямо в переговорке, с открытой дверью. Похер на все. В глазах только круги красные от возбуждения, ее тихие жалобные стоны, ее податливость… Сносят башню, не дают прийти в себя, осознать опасность и тупость ситуации.

Добираюсь до трусов, трогаю грубо, нетерпеливо, сейчас не получается по-другому. И черт! Она мокрая! Это так круто, что, если и были какие-то границы, даже не в голове, а во вбитом намертво в подсознание определении правильности или неправильности места проведения операции… Блять, ни одной человеческой мысли! Мозг, словно программа робота-полицейского, сбоит и показывает эррор.

Клубничный запах, проникающий в поры, закрепляет это мое приобретенное безумие.

И если кто сунется в этот момент сюда, помешает мне трахать мою Клубничку… Клянусь, убью! Убью, потом ее трахну. А потом сяду. И сожалеть нихера не буду! Потому что после такого можно и сесть. Зато будет, что вспомнить!

— Зубов… Зубов… — опрокинутая на стол Катя неловко копошится и пытается свести ноги. Но я ее не затем отпускал, чтоб так легко позволить прекратить все это. Я ее отпустил, чтоб трусы, наконец, с нее снять! И ширинку расстегнуть.

Этим и занимаюсь, попутно препятствуя, не разрешая свести дрожащие коленки вместе.

— Зубов!

Катя неожиданно приходит в себя, садится и сильно толкает меня в грудь.

Я, занятый ширинкой, не успеваю среагировать и немного отступаю.

Достаточно для того, чтоб Клубничка, с невиданной прытью скользнула на противоположный конец длинного стола и встала там на ноги.

Длинная хламида надежно скрывает все следы моего преступления и ее слабости. Катя вытирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на меня ясным взглядом.

Дикое преображение! Словно не она стонала только что подо мной здесь! Словно не она извивалась, хотела, черт! Хотела!

Я рычу и мягко двигаюсь по направлению к ней.

Наверно, она по взгляду понимает, что я еще основательно не в себе, потому что торопливо отшагивает по кругу, подальше от меня, выставляет перед собой узкую ладонь:

— Прекрати, мать твою, Зубов! Ты охерел?

— Иди ко мне, Клубничка… — Сука, я дохожу до этого, да. Прошу. Невозможно терпеть, член стоит, яйца ломит! Ни о чем думать не могу! Ни о чем!

— Зубов! Блять! Приди в себя! Дурак! Ты мне все порушишь, опять! — Она злится, смотрит на меня настороженно, внимательно отслеживая каждое мое движение.

— Кать…

— Ты поговорить хотел? Об этом, да? Так? Ты — идиот, Зубов! Я с тобой больше не собираюсь разговаривать вообще! У тебя все мозги в штанах, правильно Машка говорила!

Она делает резкий рывок в сторону двери и под мое дикое: «Стоять!», выбегает прочь.

Дергаюсь за ней, но по пути с меня сваливаются, ко всем херам, штаны, что существенно замедляет погоню.

И неожиданно отрезвляет немного.

Я подтягиваю пояс штанов, иду к кулеру, набираю воды и плещу себе в рожу из стаканчика холодную воду.

И еще раз.

Потом падаю на стул и пару раз долблю кулаком по столешнице.

Идиот! Гребанный идиот! Права белобрысая бестолочь… Поговорил, да? Поговорил… Хорош, майор Зубов.

Чуть девчонку не изнасиловал прямо на объекте…

Это до какой степени она мне мозг отключила, Клубничка проклятая! Искушение ходячее!

Злость на себя, идиота, сейчас перекрывает все остальные эмоции.

Злость и… сожаление.

Тупой мудак. Долго возился с молнией! Потерял сноровку! Если б чуть-чуть быстрее, трахал бы уже сейчас мою Клубничку прямо тут. На этом столе.

Член, немного приунывший, тут же воодушевленно соглашается со мной, но я его поддержку игнорирую.

Встаю, выдыхаю, привожу себя в порядок.

Так… Что у нас во-первых?

Начать пить успокоительные. Например, те транки, что мне доктор прописывал после пустыни. Я их не пил, естественно, потому что птср был только в голове у этого коновала, а уж никак не у меня. Но вот теперь можно.

Во-вторых, строго на пионерском расстоянии выяснить и урегулировать вопрос с дочерью. И с Клубничкой, когда она в себя придет.

В-третьих, внимательнее посмотреть на Хохлова. Он и так, в числе прочих, в разработке по моей основной специальности, но теперь еще и в этом ракурсе.

И, самое основное, почистить камеры. Это прямо сейчас надо сделать.

Восьмое марта — праздник, ожидаемый именно в той среде, где большую часть коллектива составляют женщины.

Мне приходилось подрабатывать в школе в прошлом году, вела физику у седьмых классов, всего месяц, но этот месяц выпал на март.

Нигде и никогда не встречала я настолько масштабной подготовки, настолько вдохновленных предпраздничной суетой женщин, как там!

До этого дня.

Потому что, разглядывая украшенный в красно-розовый колор зал, где на самом видном месте поражает воображение огромная цифра восемь, составленная из воздушных шаров, ломящиеся от обилия напитков и еды столы, довольных и мило торжественных мужчин с букетами цветов, я неожиданно для себя испытываю что-то похожее на трепет. Волнение. И даже начинаю немного понимать тех женщин, из школы, которые собирались после двенадцати часов дня, специально распустив учеников пораньше, и торжественно поздравляли друг друга. Друг друга — это потому, что мужчин-учителей в школах у нас, к сожалению, серьезный недобор…

Тут, в Центре исследований РАН, недостатка в мужчинах нет.

Наоборот, женский пол — редкость.

Кроме меня, птицы залетной, еще восемь женщин стоят и смущенно слушают поздравления на торжественной части.

Из них большая часть — бухгалтерия, кадры, юрист и двое доцентов с отдела динамики химических процессов.

Естественно, в этот день, окруженные мужчинами, говорящими комплименты, дарящими цветы, женщины и выглядят по-другому.

Например, одну из доцентов я до этого видела два раза и исключительно с огромных очках и с непонятной гулькой на голове. Выглядела она городской сумасшедшей.

А сейчас — милая женщина с безуминкой во взгляде…

Я старательно изучаю всех присутствующих в зале, делая вид, что мне это все невероятно интересно.

А все потому, что не хочу смотреть в сторону одного наглеца, нисколько не стесняющегося жрать меня взглядом. Это настолько ощутимо, что от меня скоро начнут куски отваливаться. Одежды, в основном.