Записки остраннённого - Я. Нелитов

Москва ближе – и во времени, и в пространстве. И – в менталитете. Как обстоит дело с добротой там? Да как-то вот не очень… впрочем, Воланд особых отличий от любых других людей не видит – а уж кому, как не ему, судить. (Что же до оговорки «черного мага» про квартирный вопрос, то ее мы смело отнесем к беспощадной булгаковской (она же гоголевская, она же щедринская) веселости.) И милосердие иногда стучится в их сердца. Иногда. И иногда ему открывают.

Да… Не очень-то это похоже на императив Иешуа.

«Бог любит человека таким, каким он должен быть, а Сатана – таким, каков он есть, поэтому Сатана любит человека больше».

Второй вопрос. Про царство истины.

– Что же вы не берете его к себе в свет?

– Он не заслужил света, он заслужил покой.

Вот так. Рай-то, оказывается, есть. Да еще и не один, а в двух версиях: рай Иешуа и – страшно сказать! – рай Воланда. Причем, «первого» рая не заслужил даже Мастер! Ничего себе… Кто же тогда его достоин? Левий Матвей? Это не тот ли, кто собирался зарезать Иешуа, а потом – и Иуду из Кириафа?..

Или все обстоит совсем иначе – и никакой «иерархии» нет, а просто каждому – свой рай? Ведь Понтия Пилата в итоге берут именно в свет! Причем решает его участь не сам Иешуа и даже не Воланд. Решение принимает Мастер. Выступая в роли Творца.

Богохульство? С точки зрения канона – несомненно! А что в романе Булгакова, с этой точки зрения, не богохульство?..

Что ж, булгаковское царство истины – тоже не от мира сего. То есть, если оно и настанет, то никак не здесь. Ибо ни Покоя, ни, тем паче, Света, здесь не наблюдается. Так что Пилат кричал правду – с обычной земной точки зрения.

А то царство – уже область неисповедимости. И литературы. Если она – настоящая.

***

Даже если принять эту – довольно странную – картину мира, останется ощущение, что чего-то в ней не хватает. Пусть каждый из этих двоих – Иешуа и Воланд – может предложить свой вариант «рая», но кто же тогда отправляет в… Ну, в противоположное раю место. И – кого? И как это место выглядит?

Бедняга Берлиоз получил, как мы помним, «по вере его» – его уделом стало ничто. Но он и иже с ним – ладно. А как же все тысячи гостей на балу у Воланда? Допустим, раз в году они, так сказать, материализуются и веселятся – а остальное время? Судя по всему, и в остальное время вполне себе живут где-то. Вот, новоиспеченной ведьме, бывшей домработнице Маргариты, господин Жак вчера сделал на балу предложение. Да и у Фриды есть эти самые утра, раз каждый раз – платок…

Что же это за рай без антагониста? Ищем. Не мог Булгаков создать «несбалансированный» мир.

***

«Всесилен! Всесилен!» Этот возглас Маргариты – не просто всплеск эмоций. Все основания так думать о Воланде у нее есть. Если уж Левий Матвей передает «старому софисту» просьбу Иешуа подарить Мастеру рай покоя… Да, созданный Булгаковым мир полон богохульства. И язычества. В этом мире не Бог, в нем – боги. От всесильных до просто могущественных. Даже если они – «всего лишь» шуты из свиты князя тьмы. К ним вполне подошла бы фраза великого шутника века двадцать первого, Терри Прачетта: «У местных богов была привычка ходить по домам атеистов и бить стекла» («Цвет волшебства»).

То, о чем в каноне сказаны грозные слова: «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как хотел бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк, 13, 49), – в булгаковском мире оказывается вовсе не в руках Иешуа, а совсем напротив. И именно в этих руках – воздаяние за зло.

«Дьявол есть то, что меньше всего понятно нам в Боге… Дьявол – это мысль, будто можно ограничить Бога, разделить его на фракции, чтобы он стал тем и только тем, что мы готовы принять и от чего не надо обороняться». Станислав Лем

Как наказан Понтий Пилат, мы знаем. Причем, наказал он себя, по сути, сам. (Правда, откуда пришло к нему бессмертие, не говорится. Но догадаться нетрудно.) Однако грех Пилата не так страшен, как грехи многих персонажей романа. Как же быть с ними? Неужели они наказаны менее жестоко, чем пятый прокуратор Иудеи? Платок по утрам – и прощение по воле Воланда – из рук Маргариты – и все? Страшнее этого – ничего?..

Не так! Давайте кое-что вспомним. Например, Никанор Иванович Босой, Степа Лиходеев, врун Варенуха, киевский дядя Берлиоза… Похоже, за «земные» прегрешения они наказаны прямо тут – тоже «земным». Задумаемся – и увидим: антагонистом Света и Покоя очевидно в этом мире служит самая обычная реальность. Помните: «Ад пуст, все демоны здесь»? и ад Мастера – здесь (его ночной спрут), и ад Маргариты («Пойду и утоплюсь»), и вообще вся булгаковская дьяволиада, творящаяся в Москве – от чумы-Аннушки с ее маслом – и до полукарикатурных (но от этого ничуть не менее страшных) суперменов, упорно стреляющих в нечистую силу, – все это тоже именно он, ад. «Я свидетельствую о мире, что дела его злы» (Ин, 7, 5). И нет из ада исхода в мире. Только в Свет от Иешуа или в Покой от Воланда. И то, и другое – не от мира сего… «Цель художества – идеал, а не нравоучение» (А.С.Пушкин).

***

Литература – литературой, а что де сам Михаил Афанасьевич Булгаков – как человек? Можно ли, забыв о биографии, но лишь судя по книгам – то есть, по главным делам его – попытаться определить веру писателя? Не то, ходил ли он в храм, а то, во что он верил. Попробуем.

Профессор Преображенский. Логика развития науки приводит умного доброго человека к тому, что он фактически становится демиургом. В результате из умного доброго пса он создает… ну вот то, что создает. Совсем не собачье сердце. Итог? «Создатель» жестоко наказан. Нет у нас права преображать.

Ни слова нет в этой книге про «богов». Пафос ее однозначно социально-политический. Трудно представить более жесткий приговор самой идее «создания нового человека». Но политика – политикой, а есть там и другой приговор – приговор гордыне. Даже гордыне истинного русского интеллигента, персонажа безоговорочно положительного. Вообще, добро и зло в «Собачьем сердце» разделены очень отчетливо, как в сказке: середины нет. И разделяет их все то же