Марш Смерти Русского охранного корпуса - Андрей Самцевич

Среди эмиграции были и лица, негативно воспринявшие факт создания РГЗО. Показания одного из них, некого П. Иванова, можно найти в документах советской контрразведки СМЕРШ, касающихся начальника подотдела по формированию РОК по Жабальскому району Ильи Перекопского[127]: «Перекопский активно занимался вербовкой в «Русский добровольческий корпус», при этом проводил антисоветскую агитацию. Так, например, еще летом 1941 года, он лично мне предлагал записаться в корпус, при этом пропагандировал следующее: корпус создается для освобождения России от большевизма и установления там прежней власти, пришло время, нужно записываться в корпус, с помощью немцев будем освобождать Россию от большевиков. Когда я ответил, что подожду, то Перекопский мне заявил: «Ждать нечего, нужно использовать момент и выступить на борьбу против большевиков за освобождение Родины»[128].

Алексей Тимофеев утверждает, что постоянным явлением при вербовке были угрозы и шантаж по отношению к не желавшим записываться в группу эмигрантам[129]. Подобные утверждения можно найти и в ряде других источников. Например, Михаил Шкаровский приводит слова бывшего служащего Шевченко, в 1946 г. показавшего на допросе советскому следствию, что его вступление в РГЗО было вызвано угрозой Штейфона предать его полевому суду за отказ[130]. Югославский автор Сима Бегович писал об уроженце Ялты Сергее Компанийце, находившемся в заключении в нескольких лагерях на территории Сербии (в том числе в белградской «Банице») и Норвегии за отказ вступить в ряды рассматриваемого формирования[131].

Однако значительное количество мужчин-эмигрантов (в том числе призывного возраста) в период оккупации не состояло на службе в РГЗО и РОК. На фоне этого приводимые выше утверждения выглядят спорно. Вместе с тем косвенно почва для них была. Так, агенты разведштаба «Белград» имели задачу в числе ряда других приоритетных групп лиц уделять внимание и уклоняющимся от вступления в группу русским эмигрантам[132].

Ресурсы потенциальных добровольцев среди русской эмиграции в Сербии стали постепенно подходить к концу. В этой обстановке все большую роль для развертывания новых подразделений стали играть рекруты из других стран юго-восточной Европы. В числе первых среди них 29 октября из хорватского Осиека в Белград прибыли казаки бывшего дивизиона Императорского конвоя. Военнослужащие этой лейб-гвардейской части весь период эмиграции держались вместе и организованно прибыли в корпус в собственной форме и со своими штандартами. Там они были зачислены в 1-й полк как 7-я рота III батальона под командованием Гауптмана Николая Галушкина, а хор трубачей дивизиона стал оркестром полка. Интересен факт, что германское командование разрешило бывшим казакам-гвардейцам сохранить свою старую униформу, которую они носили в небоевой обстановке вплоть до включения в состав Вермахта[133].

Основным органом, осуществлявшим вербовку на территории Хорватии, был военный отдел Представительства русской эмиграции при правительстве НДХ под руководством генерал-лейтенанта Даниила Драценко. В начале 1942 г. он сам вступил в РГЗО и покинул территорию Хорватии, назначив своим заместителем генерал-майора Ивана Полякова. Известно, что перед отъездом Драценко поручил своему представителю в Травнике капитану Шмарову сбор группы рекрутов в жупах Лашва Глаж, Плива Рама, Усора и Соли, Посавье. Ее отправка в Сербию была назначена на 28 февраля [134].

Вербовка добровольцев велась при помощи хорватских властей, причем, по некоторым свидетельствам, имели место случаи принуждения. Так, в послевоенных югославских документах есть упоминание о русском эмигранте из Карловаца Стогарове, арестованном властями (вероятно, Усташской надзорной службой). В тюрьме его посетил другой эмигрант, Евгений Борделиус (в 1934–1938 гг. занимавший пост председателя местной русской колонии), и предложил Стогарову свободу в обмен на вступление в РГЗО. Последний принял данные условия и был немедленно освобожден, но в ту же ночь бежал к партизанам. В том же источнике говорится, что вербовкой в Карловаце руководил Леонид

Иванов, уполномоченный генерала Полякова в городе. В корпус записались русские карловчане Михаил Цертов и Гречкин[135].

Среди добровольцев были и офицеры хорватской армии Всеволод Колюбакин, служивший в штабе одного из военных округов Домобранства, и подполковник инженерных войск Всеволод Лавров, оставившие службу ради вступления в ряды русского формирования[136]. Но в целом поток рекрутов из Хорватии был относительно невелик и состоял в основном из представителей неквалифицированных профессий. Этому способствовала высокая занятость русских граждан НДХ, в том числе на неплохо оплачиваемой военной и государственной гражданской службе.

Еще одной соседней с Сербией страной, где осенью 1941 г. активно велась вербовка в РГЗО, была Венгрия, получившая после апрельской войны, в дополнении к ранее проживавшим на ее территории русским эмигрантам, значительную их колонию в бывших югославских районах Баната с центром в городе Нови-Сад. Впоследствии в одном из донесений «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта говорилось, что: «Ближайшим его [Штейфона – А.С.] помощником являлся генерал Апухтин, именовавший себя «русским военным представителем при королевстве Венгрии». Апухтин руководил формированием «корпуса» в пределах провинции города Нови Сад». Имеются в донесении сведения и о других участниках набора русских в южной Венгрии. Например, 19 ноября 1944 г. СМЕРШ 17-й воздушной армии в Нови-Саде был задержан бывший полковник инженерных войск армии Врангеля Александр Сахновский, отвечавший в аппарате военного представителя за комплектование саперных частей РОК. Тем же органом был арестован и начальник штаба Апухтина – бывший руководитель канцелярии штаба КИАиФ Алексей Мариюшкин[137].