Военнопленные Халхин-Гола. История бойцов и командиров РККА, прошедших через японский плен - Юрий Свойский

В течение очень короткого периода (первая половина июля 1939 года) японцы практиковали вербовку пленных в качестве шпионов и диверсантов. По-видимому эта деятельность также осуществлялась под руководством майора Нюмура. За отсутствием японских данных эффективность ее оценить трудно, но оснований для предположения, что действия разведчиков и диверсантов из пленных были успешны не имеется. Первым таким «шпионом» был красноармеец 149-го мотострелкового полка Хутаков, бурят, попавший в плен 3 июля. 8 июля он был переброшен через линию фронта, а 10 июля задержан в ближнем тылу с забинтованной здоровой ногой. Следующим стал красноармеец 149-го мотострелкового полка Дмитрий Бондаренко,[47] попавший в плен 11 июля. В ночь на 16 июля он перешел через линию фронта и возвратился в свою часть, где был немедленно арестован уполномоченным Особого Отдела. Согласно материалам следствия, на допросе Бондаренко заявил, что получил от японцев явку к начальнику штаба полка майору Садчикову, который должен его снабжать секретными сведениями. Теперь уже невозможно достоверно установить, действительно ли красноармеец Бондаренко обвинил начальника штаба в шпионаже, или его показания были творчески переосмыслены особистом, но майору Садчикову пришлось нелегко. Надо отдать должное 90-му Военному Трибуналу, который счел обвинение в шпионской деятельности недоказанным; майора признали виновным лишь в утрате секретных документов (проекта схемы радиосвязи полка, таблицы позывных, таблицы волн и ключей к шифровальной таблице ПТ-35) и приговорили к двум годам условно по статье 193-17.[48] Красноармейцы Хутаков и Бондаренко в октябре 1939 года были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны.[49]

Третьим «агентом» Нюмуры стал красноармеец 603-го стрелкового полка Максим Пехтышев. Взятый в плен в неразберихе боя 13 июля, он немедленно согласился взорвать понтонный мост через Халхин-Гол, получил от японцев «адскую машину», удостоверение и пропуск через линию фронта. В ночь с 15 на 16 июля перешел линию фронта и утром явился в ближайшую часть (241-й автобронебатальон 9-й МББр) где, по собственной инициативе, рассказал о своем нахождении в плену и полученном задании. На следующий день Пехтышев был арестован военным прокурором 57-го особого корпуса военюристом 1 ранга О.Д. Хуторяном и приговорен 90-м Военным Трибуналом к высшей мере наказания по статье 193-22, с заменой расстрела шестью годами ИТЛ.[50] Анализ выявленной в ЦАМО «анкеты по розыску военнослужащих, пропавших без вести в период Отечественной войны», заполненной в 1949 году женой Максима Пехтышева Ефросиньей Дмитриевной, позволяет заключить, что после осуждения он был направлен в Буреинский ИТЛ (т. н. Бурлаг). Письменная связь с Максимом Пехтышевым прекратилась в июне 1941 года, а в 1949 году он был учтен как «пропавший без вести на фронте Отечественной войны в декабре 1941-го».[51]

Тем не менее, есть основания предполагать, что по крайней мере один случай использования пленного для разведывательной деятельности мог быть успешен. Согласно материалам следствия в отношении возвратившихся пленных, красноармеец Тимофей Бакшеев, сдавшийся 10 июля в составе группы капитана Казакова, находился на особом положении. К попаданию в плен он отнесся с энтузиазмом, рассказывал другим пленным о своих родственниках в Маньчжурии и предполагал остаться здесь на постоянное жительство. Он не был отправлен с остальными пленными из Хайлара в Харбин, и оставался в Хайларе еще 12 или 13 дней. В течение этого периода его два раза возили в прифронтовую полосу. Позже, в Хайларе, Бакшеев пользовался некоторой свободой – продолжал разыскивать дядю, его «переодевали в гражданское платье и возили к белогвардейцам, где его угощали, возили по ресторанам и магазинам». В итоге следствию так и не удалось найти доказательства его переброски через линию фронта. В отсутствие японских документов этот вопрос остается открытым.

По-видимому, убедившись, что посланные через линию фронта агенты не возвращаются, майор Нюмура прекратил попытки вербовки пленных для разведывательной и диверсионной деятельности. В дальнейшем агентурная разведка выполнялась китайцами, а диверсии в прифронтовой полосе – русскими военнослужащими отряда полковника Асано Макото {Асано бутаи). Эта часть, непосредственно входившая в состав Квантунской армии, была сформирована в апреле 1938 года, преимущественно из казаков Трехречья, для разведки в прифронтовой полосе и диверсий на Транссибирской железной дороге на случай начала советско-японской войны. 5-й эскадрон отряда Асано численностью около 250 человек принимал участие в боевых действиях начиная с июля. Эскадроном командовал забайкальский казак капитан В.В. Тырсин, с 1932 года служивший в японской жандармерии. Для обмундирования диверсантов японцы отбирали военную форму и снаряжение у пленных, иногда заменяя ее на гражданскую одежду. Наиболее ранний случай изъятия формы фиксируется 4 или 5 июля на фронте, но иногда форма изымалась уже в Харбине. На кадрах кинохроники, снятой во время обмена пленными видно, что часть их стоит в строю в нательных рубахах, гражданских пиджаках или «марлевых кофтах».

Сведения о практических результатах деятельности японских диверсантов крайне скудны. Так, например, известно о проникновении 8-10 августа в тыл 8-й кавалерийской дивизии МИРА группы «белогвардейских бандитов», действовавших под видом советских инструкторов. В ночь с 8 на 9 августа диверсионная группа напала на спящий полевой караул 22-го кавалерийского полка, при этом был убит один монгольский солдат, и еще один ранен. Ночью 10 августа они взорвали в расположении несколько гранат, вследствие чего был ранен один цирик, убито и ранено несколько коней, а инструкторам в ночное время было предписано ходить по расположению части только в сопровождении «монгольских товарищей».[52] На фоне постоянных призывов командования и политических органов к повышению бдительности распространяющиеся в тылах слухи о вездесущих диверсантах принимали невообразимые формы. Так, красноармеец 6-й танковой бригады Саенко через несколько дней после упомянутого выше эпизода уже рассказывал товарищам, что «9-го августа ночью японцы разбили 30 наших танков и уничтожили целый батальон пехоты. Сейчас ездят целые эшелоны и возят раненых красноармейцев».[53] В реальности, однако, деятельность «асановцев» фиксировалась частями РККА только в виде донесений в вышестоящие штабы о том, что из неприятельских окопов слышен русский мат.