Византийский манускрипт - Михаил Палев

– К твоему единственному приличному костюму великолепно подойдет сорочка, которую я подарила тебе на Новый год. А галстук – тот, что я подарила тебе на День милиции!

Через десять минут они уже сидели в такси, направляясь домой к Леноре. Там Ленора долго выбирала из пяти платьев, которые она купила специально к юбилею Ефросиньи. Задача выбора усложнялась тем, что платье должно было идеально сочетаться как с украшениями, так и с туфлями. За каких-нибудь два часа казавшаяся невыполнимой задача наконец блестяще разрешилась, и Тавров удовлетворенно констатировал, что ему не придется платить за простой вызванного по телефону такси.

Дача Ефросиньи была, собственно говоря, не дачей, а двухэтажным загородным домом в коттеджном поселке, который Ефросинья наконец приобрела, продав свою огромную квартиру на Сретенке. Поселок находился недалеко от Москвы. Назывался – Монино. Менее чем через час такси уже въехало во владения Ефросиньи. На участке в сорок соток разместился не только дом, но и великолепно спланированный садик.

– Светильник, наверное, уже привезли, – предположила Ленора. Но ничего монументального и сравнимого по размерам с самим домом на участке не наблюдалось.

Ефросинья лично встречала гостей, и половина гостиной, а также почти вся прихожая были заставлены подарками и цветами. Цветов было столько, что от их запаха у Таврова немедленно закружилась голова. Он вручил огромный букет роз Ефросинье с дежурными пожеланиями здоровья, счастья и ритуальным троекратным лобзанием.

Гостей явилось меньше, чем ожидал Тавров, человек двадцать. Среди них он заметил несколько знакомых лиц, но хорошо знал он только бизнесмена Гитарова, который радостно приветствовал сыщика. Ефросинья представила Таврова и Ленору присутствующим и предложила немного расслабиться и пообщаться, прежде чем начнется торжественная часть.

Тавров облегченно вздохнул и попытался подойти к буфету, в котором углядел великолепный выбор коньяков. Но тут за его плечом раздался голос Ефросиньи:

– Валера! Позволь представить тебе моего старого друга, сэра Роберта, графа Данало.

Тавров обернулся и увидел Ефросинью рука об руку с благостно улыбающимся высоким седым стариком, напоминавшим актера Зельдина.

– Весьма рад, сэр э-э… Роберт.

– Если мы выпьем с вами по русской традиции на брудершафт этот божественный напиток, – проговорил с едва уловимым акцентом граф, – то сможем перейти на «ты», и без всяких «сэров».

Тавров с готовностью налил в бокалы коньяк и выпил с графом на брудершафт. Ефросинья подхватила под руку подошедшую Ленору, и дамы растворились в толпе гостей.

– А вы… то есть ты, Роберт, откуда сам? – осведомился Тавров, макая дольку лимона в сахарную пудру.

– Я чистокровный ирландец, – ответил граф. – Мой предок был в числе рыцарей, завоевавших Ирландию в тринадцатом веке вместе с лордом Стронгбоу. Вот уже более семи веков мой род живет в Ирландии.

– Ага, так ты из Ирландии?

– Собственно, я британский подданный, поскольку владения моего рода находятся на территории Ольстера. Однако наш род традиционно исповедует католицизм.

– Хм, н-да… – удивленно хмыкнул Тавров. – А как ты познакомился с Ефросиньей? Она же никогда не выезжала из России.

– От тебя, Валерий, ничего не скроешь, – улыбнулся граф. – Чувствуется полицейская хватка. Предвосхищая дальнейшие вопросы, сообщаю: во время Второй мировой войны я, еще будучи безусым юнгой, пришел в Мурманск с караваном судов. При подходе к порту нас атаковали немецкие самолеты. Русские истребители не позволили торпедоносцам и бомбардировщикам прицельно отбомбиться, но одна торпеда все-таки угодила в наш транспорт. Команда уже эвакуировалась на русский эсминец, но тут еще одна немецкая бомба взорвалась на баке, и взрывная волна сбросила меня в море. Я был весь нашпигован осколками, контужен, потерял сознание. Старший брат Ефросиньи, служивший на эсминце, бросился за борт в ледяную воду и надел на меня спасательный круг, после чего нас обоих канатом подняли на борт. Я был практически мертв, когда меня доставили в госпиталь, доктор Белиссенов поистине вытащил меня с того света. Потом в течение года мне сделали еще четыре операции. За год я выучил русский язык, а с доктором Белиссеновым мы подружились. Много позже, уже в начале семидесятых, когда Брежнев начал политику «разрядки» и в СССР стало довольно просто приехать, я встретился в Москве с Белиссеновым и Ефросиньей. Брат Ефросиньи, увы, погиб в 1944 году в Лапландии, во время высадки десанта морской пехоты, и я был лишен возможности его отблагодарить. Но мы подружились с Ефросиньей, и на сегодняшний день она – мой единственный друг. Ведь доктор Белиссенов давно скончался, а его сын…

Тут граф сделал паузу, мельком взглянув на Таврова. Тавров вздохнул и понимающе наклонил голову: сын доктора Белиссенова, священник отец Иоанн, год тому назад исчез при хорошо известных Таврову обстоятельствах, о которых не следовало распространяться при непосвященных.

Граф понравился Таврову – своей открытостью и отличным русским языком.

– Слушай, Роберт, – обнял Тавров за плечи графа. – Меня вот всю жизнь занимал вопрос: чем занимаются графы и прочие аристократы? На заводе работать им не надо, я так полагаю?

– Вы явно были членом коммунистической партии! – рассмеялся граф. – Скажу по секрету, что в молодости я тоже состоял в коммунистической партии. Но это дело прошлое. Теперь я типичный помещик и капиталист: живу на доходы от поместья и акций крупной компании, в которой я до недавнего времени был вице-президентом. Сейчас я возглавляю фонд, занимающийся поисками ценностей, исчезнувших в разное время из музеев и частных коллекций. Фонд обеспечивает их возвращение законным владельцам.

– Так ты в России по делам фонда?

– Нет, просто приехал поздравить Ефросинью. Я отдыхал на своей яхте, плавая по Черному морю, и в Москву приехал из Новороссийска. А яхта теперь будет ожидать меня в Греции. Оттуда я отправлюсь в Черногорию, Хорватию и Италию. Я был бы очень рад видеть тебя, Валерий, на борту своей яхты!

Тавров тоже был бы рад видеть себя на борту яхты, крейсирующей по теплым морям мимо живописных берегов. Но надо искать Брена… Оставалось только поблагодарить графа за приглашение. И тут Тавров вспомнил о загадочном превращении Виктора Брена из еврея в немецкого дворянина.

– Кстати, Роберт! Тебе как потомственному аристократу не составит труда выяснить кое-что по генеалогии одного немецкого дворянина?

– Рад буду помочь, – любезно отозвался граф.

Тавров написал на бумажке: «Виктор Генрихович Брен, родился в 1965 году в Москве, отец – Генрих Иосифович Брен», и передал записку графу. Тот мельком взглянул на текст и спросил:

– Ты уверен, что это немецкий род? Я знаю во Франции род с такой фамилией.

– Вроде бы да, но я не уверен, – честно признался Тавров. – Потому и прошу твоей помощи. Буду весьма и весьма признателен!

– Да что ты, это пустяки! – отмахнулся граф. – Через две недели получишь полную генеалогию этого Брена, если он действительно из дворянского рода.